Сибирские огни, 1928, № 3

ка разрываться стада, И почувствовал Силантий, что сейчас—смерть, почувствовал и проснулся. Сначала не соображал ничего, а только дышал. А потом уж проступила нестерпи- мая боль в животе, рванулся Силантий, приподнялся, крикнул, но в это время опять его повалили, набросили на голову какую-то тяжелую тряпку и вдавили в рот. Но Силантий уж видел и понял, что с ним делали: один из арестантов закрывал ему голову и затыкал рот, другой прижал ему коленками раскинутые руки, а третий сидел на нем верхом, захватывал на животе кожу, сильно оттягивал ее, перекручивал, а потом со всего размаху ударял по оттянутой коже ребром ладони. Это Силантию за строптивый его характер ставили банки. От невыносимой боли, которая еще становилась невыносимее оттого, что нельзя было крикнуть, Силантий потерял сознание. Когда он очнулся, утро уже забрезжилось. Силантий попробовал приподняться, но не мог из-за боли и застонал. Один из арестантов подошел к нему и сказал: —- Смотри, борода! если чуть-чего—так еще темный киф*) получишь! Это по- чище банок... Вас кобелей учить надо!—добавил он наставительно. Силантий понял, что жаловаться нельзя. Поэтому, когда за ним пришли, чтобы повести наверх, к начальству, он, с трудом сдерживая стоны, поднялся и пошел сгор- бившись. Сначала его повели в регистрационное бюро, где заполнили на него карточку и сняли «словесный портрет». А отсюда передали в комнату дактилоскопии и сигналисти- ческой фотографии. Здесь все удивляло Силантия. Сначала он сильно оробел. Но потом, когда увидел, что обращаются с ним хорошо, то насмелился даже спросить, что с ним здесь станут делать. Ему сказали, что оттиснут отпечатки с пальцев и снимут фотографическую карточку. Последнее дело Силантию очень понравилось. Он снимался когда-то с товарищем, еще когда был холостой, но только в то время карточки выходили какие-то желтые. А нынче хорошо снимают. Он побеспокоился только, бесплатно ли с него сделают «натрет». Ему сказали, что не возьмут с него ни копейки. Этим он остался совершенно доволен и спокойно отдался в руки фотографа. Силантия усадили на какое-то особенное кресло. Он не припомнил что-то, чтобы у фотографа было такое: здесь вдоль сиденья, как раз посредине проходил невысокий гребешок. Силантий полюбопытствовал, зачем это так, и фотограф об'яснил, что это для того, чтобы человек не ерзал на стуле, не сбивался на сторону, а сидел прямо. Силантий попробовал сдвинуться на бок и действительно убедился, что сидеть так невозможно, по- тому что гребень впивался в тело. — И до чего только не додумаются нонче!—вздохнул он, усаживаясь, как над- лежало. Наконец, все приготовления были закончены. Фотограф подошел к Силантию и хо- тел повесить к нему на шею какую-то дощечку с крупно написанным номером. — Ну, нет! Это, брат, шалишь!—возмутился Силантий и отвел руку фотографа— это собачки в городу с номерками бегают, а нам это ни к чему... Эдак я и сыматься не стану,—заявил он. Но тут его принялись уговаривать, стращать и в конце-концов добились своего. — Ну, ладно, пускай в роде, как старшина буду—с бляхой!—сказал он, печально усмехнувшись, и позволил надеть на себя номер. Когда кончили снимать, он направился было к двери. Его остановили. — Погоди, отпечатки еще с пальцев. *) Темный киф: делают «нахлобучку» на голову, бьют смертным боем.