Сибирские огни, 1928, № 3

Маринич улыбнулся: — Это ты и есть Ядовитое Жало? — Я самый, товарищ. — Ну, что же, напечатаем, пиши еще, деньги заплатим. — Да мне денег не надо... Я, товарищ, для справедливости стараюсь...— Ядовитое Жало переминался с ноги на ногу:—А когда напечатаете-то?.. Я га- зету купил бы... — Послезавтра. — Ну, спасибо... —- Заходи еще,—крикнул Маринич вдогонку. Ядовитое Жало кивнул головой, а Маринич стал соображать: как ис- пользовать письмо беспризорника. Ему очень хотелось напечатать первый ли- - терагурный опыт Ядовитого Жала. II. На другой день после тою, как заметка Ядовитого Жала была помеще- на в газете, беспризорник пригнел в редакцию. — Спасибо,—поблагодарил он Маринича,—поддержали братву. — Садись... Ядовитое Жало сел. — Ты чем живешь?—поинтересовался Маринич, откидываясь на спин- ку кресла. — Всем понемногу... — Воруешь, поди? — Есть малость... — Нехорошо это,—покачал укоризненно головой Маринич. — Чего уж тут хорошего,—охотно сознался беспризорник и по- яснил:—От нужды, конечно, товарищ, а не с радости... — Ну, ладно. Я тебе записку напишу, ты пройдешь в контору и полу- чишь восемьдесят копеек. Еще пиши, приности... Может быть, мы тебя на ра- боту устроим. С этого дня Ядовитое Жало сделался частым посетителем редакции. Он приносил заметки, Маринич относился к нему снисходительно и все, что мо- жно было, помещал в газете. Попал как-то Ядовитое Жало и на рабкоровское собрание. Он забллся в угол накуренной редакции и просидел так, не двигаясь, до самого окончания. Маринич делал доклад, говорил о ленинизме и как надо писать покороче заметки в газету. Потом выступали рабкоры. Один из них, рыжий и криво- глазый, размахивая крупными жилистыми кулаками, кричал: — Нам говорят про хорошее пишите, а ежели хорошего днем с огнем не сыщешь?.. Я вон пока искал хорошее, с пяти местов вылетел. А почему? Гады кругом засели, окопались... Маленькая женщина в веснушках, словно боясь, что ее прервут, быстро заговорила с места, поправляя косынку: — У нас в учреждении машинисткой работала товарищ Козловская, за- мечательно обходительная, пожилая женщина, а товарищ Музыкантский свою барышню захотели пристроить. Ну, ясно: Козловскую уволили, а барышню взяли... А уж барышня тоже! Краски да пудоа и больше ничего нет! Ей-богу! На что польстился человек только! Не понимаю. Я, конечно, как стенкорка, в стенгазету. Товарищ Музыкантский тогда вызывает меня и говорит: «Если вы будете гнусную склоку разводить, я с вами, как повар с картошкой, разде- лаюсь». Я, конечно, ему отвечаю: «Я не картошка, а стенкор, и вы не повар,