Сибирские огни, 1928, № 3

— Работника бил. Сейчас волк барана утащил, а он проспал. Работни- ка учить надо,—прибавил Сатбай и грустно вздохнул, увидев наган в руках Чигирисова. — Учить надо!—возмутился Чигирисов.—Ты, смотри у меня, я тебя научу. Не тронь его, а то я с тобой по-другому говорить буду. Сатбай упрямо оскалил зубы: — Начальник, этот проходимец—бездельник, нечего за него засту- паться. Человек продолжал лежать на земле. Он бессвязно говорил по-киргиз- ски, но вдруг слух Чигирисова прокололо русское знакомое слово. — Нет, мне послышалось—подумал Чигирисов,—Как мог сказать этот киргиз, откуда он знает слово: Восток. Но какой знакомый голос, где я мог его слышать? Сатбай все еще стоял с палкой, карауля свою жертву. — Пошел в юрту, т-ты!—закричал на него Чигирисов. Сатбай, глухо ворча, закрыл вход широкой ватной спиной. Чигирисов сделал шаг к лежащему, ио тот внезапно завыл и пополз на четвереньках от юрты, ломая ослабешим телом сухой бурьян. — Дикая история!—Чигирисов провел горячей ладонью по вспотевше- му лбу.—Однако, у меня малярия. Надо узнать завтра об этом работнике. 3. РЫЖИЙ КИРГИЗ. Утром больной глотал хину. Юрта была пуста. В углу вздыхал кумыс, томящийся в плену кожаного мешка. Крупные мухи, как будто только что выкупавшиеся в густых фиолетовых чернилах, блестели жирными спинками, садясь на измятое горло мешка. Вдруг скрипнула дверь и в ней появился человек в изорванном халате. Он шел осторожно, ступая черными босыми ногами. Голова человека была похожа на дыню, обсыпанную на остром ее конце толченым кирпичом—рыжая щетина усов и бороды резко выделялась на бледном лице. Худые руки висели вдоль тела, кисти их были пергаментно желтыми, как руки хирурга, обтяну- тые перчатками. Человек озирался по сторонам. Увидев в углу Орошенную баранью кость с остатками перламутрового жира, о» жадно схватил ее и спрятал в недра от- висшей пазухи. —• Это вчерашний работник—догадался Чигирисов и с изумлением стал вглядываться в лицо худого человека.—Эй, послушай!—крикнул Чигирисов. Человек вздрогнул и только на пороге поспешно обернулся и спросил по- киргизски: — Не герек? Урус бельмеим... Лицо работника надвигалось на Чигирисова, плыло в глазах, оно сей- час было особенно знакомо. — Сейчас, сейчас... Сейчас я вспомнил... Надо только закрыть глаза и сразу (Частицы мыслей неслись в мозгу пылью, поднятой степным ветром). Когда Чигирисов открыл упрямые глаза, в юрте никого не было. — Рыжих киргиз не бывает! Чигирисов повторил эту фразу несколько раз, до тех пор, пока она со- вершенно не потеряла первозданного смысла. Тогда встревоженный человек стал бояться того, что он забудет эту фразу. На помощь пришел карандаш, оставивший в заветной тетради длинную- тучную строчку. Чигирисов подумал:—Вероятно боязнь забыть слово и породила поэзию. В ушах гудел малярийный прибой.