Сибирские огни, 1928, № 3

...На четвертые сутки я бежал, выбравшись ночью через тюндюк юрты, когда часовой отошел от двери, по нужде, в кусты. Я прятался в камышах зеленых озер и ел солодковые корни, пока не наткнулся на красную разведку. ...Ящерица сейчас ушла в нору. Жаль. Она мне многое напомнила. Когда ящерицу ловишь—она оставляет хвост. Это я давно где-то слышал». Чигирисов захлопнул тетрадь. Шурша расползающимся песком, подхо- дил проводник. Лошади шли у него в поводу, тихо и понуро. — Су джок, воды нет,—кричал проводник издалека.—Проклятый коло- дец пересох. Надо искать аул. 2 . МАЛЯРИЙНЫЙ ПРИБОЙ. — Кым аулы?—орал проводник испуганной киргизке, доившей кобы- лицу у крайней юрты дымного кочевья. Проводник был опьянен ролью провожатого высокого, по его мнению, лица и на этом основании заламывал потный малахай больше обыкновенного. — Сатбай аул,—ответила киргизка и крепче надавила замшевые сосцы кобылицы. — Начальник,—промолвил проводник,—ты остановишься у Сатбая. — Давай, где хочешь,—махнул рукой Чигирисов и вспомнил о горячей баранине и кумысе. Сатбай встретил гостя низким поклоном. — Бай—решил Чигирисов, взглянув на распухшее, как турсук, лицо хозяина юрты, но сказал:—Здравствуй,—и прибавил по киргизски:—Аман! Сатбай радостно закивал бородой: — У меня стоял начальник с одним красным столбиком на вороте, а у тебя их целых три. Начальник, у тебя их скоро будет пять, я это знаю—Сат- бай зажмурился от восторга.—И на груди маленькое красное блюдце! — Дурак!—улыбнулся Чигирисов.—Пяти столбиков нет!—и вдруг по- чувствовал на спине бег легкого озноба. Он поднял плечи и прошептал:— Малярия. Горячий душный чай и окутанная соленым паром баранина тянули ко сну. Чигирисов лег на кошму и на минуту унес в сон тяжелый разлив заката, тучную фигуру Сатбая и звон кобыльего молока, падавшего в ведра вечерних доильщиц. Беспокойство качало Чигирисова в своем неосязаемом тумане. Голубая, как разбавленная ртуть, ящерица скользила по пескам, пески двигались и шу- мели, расступаясь перед всадником в багровом шелковом халате. Всадник бил ящерицу нагайкой, ящерица исчезала и вновь появлялась, как саламандра, из. голубого огня. Удары нагайки падали часто, как выстрелы, и ящерица крича- ла человеческим голосом... Чигирисов повернулся на бок и проснулся. Человеческий крик рос в ушах. Теперь проснувшийся понял, что за порогом юрты кого-то бьют. Он вытащил из-под подушки наган и пошел к выходу, шатаясь в качающемся ночном дыме. Чигирисов столкнулся с хозяином, еще размахивающим длинной палкой. Сатбай от волнения путался в халате. На земле вниз лицом лежал человек. Он глухо стонал. — Что тут такое у тебя?—строго крикнул хозяину Чигирисов. Сатбай, заикаясь от восторга, сообщил: