Сибирские огни, 1928, № 3

На шитике навалены горой лосиные, скупленные у тунгусов шкуры, на шкурах—три пуховые подушки, на подушках, как Будда в облаках,—важно восседал боровЮобразный, весь заплывший салом человек. Над ним, бросая тень, колыхался балдахином большой белый зонт: — Чего встали? Эй, ты, рыжий! Тяни, тяни!.. Веревки вот-вот лопнут, они глубоко впились в согнутые спины батра- ков. Изнывая от жары и напряжения, люди надсадно дышат, словно запален- ные, больные кони. — Аганес Агабабыч!—крикнул Фарков, приподымаясь.—Вот имечко- то чортово, язык сломаешь,—сказал он Прохору.—Политики его тянут, цар- ские преступники. Аганес Агабабыч, слышь!.. — Кто такие?—отозвалась копна. — Жители. Тут человек с. тобой желает перемолвиться, купецкий сын. — А-а-а,—протянул торговый и загнусил:—Эй, вы! К берегу... Выбирай постромки, подтягивай бурундучную... К берегу, так вашу в тартынку!.. К Прохору подкатился на коротких ногах-бутылках шарообразный в два обхвата человек, он пыхтел, сопел, обливался потом, мокрая его рубаха расстегнута, рукава засучены, грудь и руки в густой, как у медведя, шерсти. — Здрасте вам,—он протянул Прохору пухлую ладонь-подушку. От- кудова?—говор его не русский, гортанный. Прохор назвал себя, с интересом рассматривая рыхлую копну на нож- ках, нескладно обмотанную сукном и ситцем. Торгаш сел по-турецки на зе- млю, спросил: — Что тебе здэсь надыть? Зачем едешь? Может, торговлю желаишь заводить?—Торгаш засопел, запыхтел, продул ноздри и, покачивая круглой бритой головой, гнусаво стал кричать: — На-а-прасно! Здэсь пропадешь... Народ—сволочь, все норовит в долг без отдачи. Порадка нэт, управы нэт, чисто разор! Тунгусишки—зве- рье, орда, того гляди зарэжут... Ой, не советую. Ой-ой!.. — Чего зря врешь, Аганес Агабабыч,—не стерпел стоявший у костра Фарков,—у нас народ хороший. А ты ведь, как клещ, впился—ишь брюшину какую насосал... — Что-что-что?—копна заработала пятками и грузно повернулась во- круг своей оси к Фаркову.—Что? Клещ? — А приплывем ли мы до заморозков в Крайск?—опросил Прохор с волнением. Вновь заработали пятки и копна с великим сопеньем повернулась ли- цом к нему: — Хо-хо! Нэт!.. Ты что? Поворачивай-ка назад скорей... Ты знаешь, скольки верстов? Три тыщи верстов отсюда. А река, о-го! Прамо смерть. Прохор кивнул на сидевших в стороне рабочих и спросил: — А это кто такие? — Полытики... Смутьяни... Ссылка... Дрянь. Я их—®о!.. — Почему дрянь?—вопросительно взглянул Прохор в его заплывшие, свинячьи глазки. — А как! Против цара, против порадку, против капиталу? Пускай-ка они, сукины дети, на себе теперича меня повозят, пускай лямку потрут... Ха-ха-ха... Я их— во!.. —он вскинул мохнатый кулак и покачал им в воздухе. — Да ты и весь народ рад—во!—сказал Фарков, горевший нетерпе- нием сцепиться с ним. — Что-что-что?—повернулась, крикнула копна.—Эй, рыжий! Подай- ка сюда книжку! Вот посмотрим... Я знаю тебя, голубчика... Ты, Фарков? Знаю... Ты мне больше сотни должен