Сибирские огни, 1928, № 3

этой рамы, поставили вторую. Баржа стала походить на сказочную рыбу с 'торчащими под прямым углом к туловищу плавниками. — Очень даже просто...— Та-аперича пойдет,—пояснил бородач-ра- бочий и засопел. Прохор догадался сам: встречный ветер норовил остановить баржу, а попутное течение с силой било в водяные паруса и, противодействуя ветру, перло баржу по волнам. Барже любо-весело: звенит-хохочет бубенцами, что подвешаны к высоким мачтовым флюгеркам, увенчанным изображением св. Николая. Поскрипывают греби, гудят канаты воздушных парусов, друг за другом несутся баржи в холодный край. Бодрей плывите, крылатые гости! И ты, Никола, строгий старик Хри- стов, блюди путь легкий, вели солнцу пуще согревать обмороженную землю: много ль радостных минут у человека, жизнь его не длинней, чем всплеск волны... Разгульный ветер встречу, встречу, а струи в паруса—несутся гости. — Хорошо, чорт, забирай!—встряхнул плечами Прохор, его взгляд окидывал с любовью даль. — У-у-у... благодать!.. Гляди, зыбь-то от солнышка каким серебром пошла. Ну, братцы, подходи, подходи... С отвалом!—кричал хозяин и тряс соблазнительно блестевшей четвертью вина. Пили, крякали, утирали бороды, закусывали собственными языками, вновь подставляли стакашек: — Ну, Иннокентий Филатыч, мне пора уж,—сказал Прохор. Старик поцеловал его в губы. — Плыви со Христом. А про Ниночку попомни. Эй, лодку! И когда Прохор встал на твердый берег, с баржи Груздева загрохотали выстрелы. — До свиданья-а-а!.. Счастливо-о-о!!—надсаживался Прохор и сам стал палить из револьвера в воздух. На барже продолжали бухать, прощальные гулы катились по реке. Прохор быстро пришел в село. У догоревших костров валялись пьяные обобранные купцами инородцы, собаки жрали из котлов хозяйский остывший корм, какая-то тунгуска, почта голая, в разодранной сверху донизу одежде, обхватив руками сроду нечесанную голову, выла в голос. А в стороне, у камня, раскинув ноги и крепко зажав в руке бутылку водки, валялся вверх бородой раб божий Павел и храпел. На его груди спал жирнущий поповский кот, уткнув морду в недовязанный чулок. Прохор постоял над пьяным прорицателем, посмеялся, но в юном сердце шевельнулся страх: а ну, как он колдун? Прохор сделался серьезен, щелкнул в лоб кота и положил на храпевшую грудь слепого гривенник: — На, раб божий, Павел, прими. VI. ПУТЬ НАЧАТ. ГРОМ И МОЛНИЯ. — Я простоквашу, Танечка, люблю. Принеси нам с Ибрагимом крин- ку,—сказал поутру Прохор хозяйской востроглазой дочери. — Чисас, чисас,—прощебетала девушка, провела под носом указатель- ным пальцем и медлила уходить—загляделась на Прохора. —т Адин нога здэсь, другой там... Марш!!—крикнул Ибрагим в шутку, но девица .опрометью в дверь.