Сибирские огни, 1928, № 3

для того, чтобы делать карьеру на, по существу, чуждом им деле. Таков, на- пример, тип политикана, склочника, «понимающего критику, как «шахер- махер». К сожалению, мы до сих пор встречаем еще людей этого типа, со- здающих «платформы», высасывающих «разногласия» из пальца, организую- щих «группы» и т. п.». Фурманов, в своих посмертных записках, набрасывая характеристики «типов», многое зарисовывал с натуры, называя фамилии натурщиков. Редак- ция журнала заменила фамилии начальными буквами. Вот что пишет Фур- манов о неком Р., в котором, впрочем, без труда узнаешь оригинал. В рома- не он выступает под псевдонимом Гордея Бутылкина. ... «благодаря внешней непримиримости печатается кое-где. — Обо мне только бы говорили, а что именно—это неважно!—вот его примерная философия и потому—«шахер-махер». Его пригласили на кружок. Хлопец читал там свое. Хлопцы критикуют: пустяковое, но искренно; выступает Р. и начинает выковыривать пустячки из заднего прохода, которые раздражают, была критика вздорная, хоть все он и старается «обосновать теоретически». Кончилось заседание. Разошлись все, остались трое, они делятся впечатлениями от Р. — Тонкий человек... — Жидкий... словно вода, между пальцев уйдет. — Так про что же я говорю: хитрость свою имеет человек: понятиев-то больших нету, он, вишь, словами и закрывает. Так навсегда: чем в ем мозгу- то меньше, в человеке, тем говору больше. — И вострый мужичонко... — Да уж востер: колючий весь... об такого-то можно всему исцара- паться. У его, на мой взгляд,—куда ни коснись—везде иголочка спрятана... - — Наговорил вот—наговорил, а запомни—что он говорил? И не за помню ничего. Да, надо быть, и не говорил он ничего—так, все больше сер- дился. Незнамо за что, незнамо за кого («На Лит. Посту» № 8, ст. 21, кур- сив мой. В. И.). •— В Сорренто,—пишет Н. Асеев («Звезда», № 3, статья о Горьком)— только что получилась юбилейная книжка «Печати и Революции», где кри- тик Лежнев в «юбилейном» обзоре литературы сравнивает мои стихи с гази- рованной водой. Горький смотрит на меня внимательно, сочувственно морщит нос, го- воря: «Ну, это что! Стоит ли на это внимание обращать! Разве у нас была когда-нибудь добропорядочная критика!? Вон Скабический Чехову пророчил под забором издохнуть. А что про меня писали! Ведь критик неизвестно, ко- гда он хуже: то ли когда ругает, то ли когда хвалит: ругает—горько, а хва- лит—тошно. Только ко всему этому нужно относиться без внимания. Кри- тика всегда была невежественна, и всегда нужно было на читателе проверять свое право и свою работу. А критиковать писателя имеет право только това- рищ его по работе, такой же писатель». Слова Горького совершенно противоречат цитированным словам резо- люции ЦК. Горький, я думаю, и не подтвердит их серьезно, но здесь важна эмоциональная зарядка Горьковских слов. В чем же дело? Литературная критика должна помогать правильно разбираться и пра- вильно оценивать художественные произведения. Если в наших газетах и журналах будут печататься совершении противоположные отзывы об одних и тех же книгах, руководящая роль критики будет сведена к нулю. Разумеет- ся, в области искусства, еще в большей степени, чем в науке, можно спорить, доказывать, опровергать. Но в основных вопросах, по крайней мере для на-