Сибирские огни, 1928, № 3

Прохор оглянулся. У печки—конопатый мужик лет сорока пяти, пле- чистый, лысый, вяжет чулки. — Это Павел,—пояснил батюшка,—слепорожденный. Прорицает ино- гда. А что, раб божий Павел, разве чуешь? — Чует сердце. Начало хорошее, середка кипучая, а кончик—оеей!..— слепец перекрестился и вздохнул. — А ты выдыш конца, слепой дурак?!—крикнул Ибрагим.—Шарлатан, борода волочить надо за такой слова. Чего ребенка мутишь? — Эх, господи... Татарин что да это?—поднял незрячие глаза раб божий. Батюшка усмехнулся, шепнул Прохору: — Прохиндей, не верь... Дурачка ломает,—и громко:—А вот скоро пожалуют сюда с пловучей ярмаркой купцы. — С пловучей?—переспросил Прохор.—Интересно. Через два дня, на закате солнца, Прохор встречал эту ярмарку. Вдали забелели оснащенные парусами баржи. Течение и попутный ветер быстро несли их к селу. Белыми лебедями, выставив выпуклые груда парусов, они плыли друг за другом. — Сорок штук... Ибрагим, красиво?—залюбовался Прохор. Вскоре ярмарка открылась: выкинули флаги, распахнули двери плову- чих магазинов. Зачалося торжище. Все село высыпало на берег, выезжали из тайги с огромными карава- нами оленей якуты и тунгусы, по вольному простору реки со всех сторон скользили лодки: надо торопиться окрестным селам и улусам: через три дня ярмарка двинется дальше, за сотни верст. С ранней весны до поздней осени плывет она на дальний север, заез- жает в каждое богатое село и, наконец, останавливается в Якутске. Там все распродается, баржи бросаются на произвол судьбы, и обогатившиеся тор- говцы, вместе с отлетающими в теплый край птицами, возвращаются домой. Вечером Прохор Громов обошел всю пловучую ярмарку и остановился у самого нарядного магазина. От берега, борт к борту, счалены три баржи. На каждой—дощатые, в виде дачных домов, надстройки. Разноцветные по карнизу фонари и вывеска: «Торговый цом Груздев с сыновьями». Прохор вошел в первую баржу-магазин: все полки завалены мануфак- турой, сияли четыре лампы-молнии, покупатели жмурились от ослепитель- ного света, желтый шелк и ситец полыхали от ловких взмахов молодцов- приказчиков. Тунгусы стояли как бы в оцепенении, не зная, что купить, только причмокивали безусыми губами. Пахло потом, керосиновой копотью и терпким каленым запахом от кубовых, кумачных тканей. Хозяин, глава дома, Иннокентий Филатыч Груздев—седой, круглобо- родый, круглолицый старик—очки на лоб, бархатный картуз на затылок— едва успевал получать деньги: звонким ручейком с т р у и т а ^ ^щшт ), серебря- ной рекой текли круглые рубли, осенним лис т ош^йрЙйф^ а дЖ^ %м , говор, крик. J m * — Уважь, чего ты!.. Сбрось хоть копей^ — Дешевле дешевого... Резать, нет? — Гвоздья бы мне... Есть, гвоздье? — Проходи в крайний... — А крендели, где у вас тут?.. _ , Прохор стоял у стены и улыбался. Ему нравится^^сь ' ^от^шум.тивьш торг: вот бы встать за прилавок да поиграть аршинчиком.