Сибирские огни, 1928, № 3

ретянутый кушаком по большому животу, он взгромоздился на козлы, за- брал в горсть возжи и, взмахнув юнутом, залихватски свистнул: — Ну-у вы!.. Богова мошкара... фють!!. Гладкие кони закусили удила, помчались. На первой же версте, на по- нороте, сани хватились о пень, седоки врезались торчмя в глубокий сугроб, а тройка, переехав священника санями, скрылась. — Править бы тебе, кутья прокислая, дохлой собакой, а не лошадь- ми!—выпрастывая из снега хохотавшую Анфису, сердился Петр Данилыч. — Но, но... Ты полегче...—подбирая меховую скуфью с рукавицами, огрызался отец Ипат.—И не на таких тройках езживали. Вся сельская знать, бывшая на именинах, мучилась животами суток трое. Отец Ипат благополучно отпился огуречным рассолом, пристав пере- пробовал все средства из походной аптечки Келлера, староста выгонял из- лишки банным паром, редькой. А сам хозяин неделю ходил с завязанной шеей и не мог поворотить головы. — Ямщичок,—чортов угодничек,—брюзжал он на попа. V. РАБ БОЖИЙ ПАВЕЛ. КРЫЛАТАЯ ЯРМАРКА. На реку Большой Поток наши путники прибыли ранней весной. Могу- чая река даже в межень достигала здесь трехверстной ширины, а теперь раз- лилась на необозримые пространства. Острова были покрыты водой, и толь- ко щетки затопленного леса обозначали их границы. Кое-где еще плыли одинокие льдины, иной раз такие огромные, что, ка- залось, на каждой из них смело могли бы разместиться деревни три-четыре с пашнями и лугами. На матерых берегах лежали высокие торосы выброшен- ного льда, отливавшего на солнце цветами радуги. Картина была привольна, дика, величественна. Скользящая масса воды замыкалась, с одной стороны, скалистым, поросшим густолесьем, берегом, с другой—сливалась с синей далью горизонта. Вечерами ходили вдали туманы, а утренней зарей тянулись седые низкие облака. Когда вставало солнце, всегда зачинался легкий ветерок, и рябь реки загоралась. Ни деревень, ни сел. Впрочем, вдали виднелась церковь. Это село Почуйское, откуда поедут в не- ведомый край Прохор с Ибрагимом-Оглы. Прохор сделал визит почуйскому священнику. Тот сидел в кухне, пил водку и закусывал солеными груздями. — А ты не осуждай... Мало ли чего...—встретил он гостя.—Мы здесь все пьем понемножку. Скука, брат. Да и для пищеваренья хорошо. И пищу мы принимаем с-утра до ночи: сторона наша северная, сам видишь. А ты кто? Прохор назвал себя. — А-а... Так-так... То-есть, тунгусов грабить надумали с отцом? Дело. Пьешь? Нет? А будешь? По роже вижу, что будешь... Примечательная рожа у тебя, молодец... Орленок!.. И нос, как у орла, и глаза...—батюшка выпил, пожевал грибок.—Прок из тебя большой будет... Ты не Прохор, а Прок... Так я тебя и поминать у" престола буду, ежели ты полсотенки пожертвуешь... — Эх, господи,—кто-то вздохнул в темном углу.—Прок, что бараний рог, оборот сделает, да барану в глаз.