Сибирские огни, 1928, № 3

Но возьмите Антона из романа «Барсуки» Л. Леонова, талантливейшего современного писателя, и сколько не тщитесь, вы ничего не вспомните, кроме схемы призрака, в лучшем случае, может быть, его хромоту. У большинства же современных героев нет даже этого спасительного физического недостат- ка—так хорошо построены они в безличной шеренге. Второстепенный, но хо- роший писатель Эртель со своим романом «Гарденины» был бы в наше время гением среди нашей писательской среды. Самый культурный наш писатель, И. Бабель, которому удалось написать несколько действительно опаляющих читателя страниц, не идет в своих зарисовках людей дальше красочного пор- трета, оживающего у читателя, чаще всего благодаря собственным неостьш- шим переживаниям из гражданской войны. Похоже на то, что- все наши писа- тели забыли, что человек живет, любит, ненавидит, попрежнему оставаясь че- ловеком, т.-е. биологическим, национальным, индивидуальным типом, имею- щим свою собственную историю и характер. Забыли, что каждому из людей присуще все человеческое—животное, живое, бытовое, национальное, ком- натное, половое. Остается в погоне за вульгарно понятным «социальным», «класовым»—одно поверхностночвидамое, газетно-трафаретное, репортер- скинслоеесное. Запах подлинной человечности улетучился совершенно из за- рисовок наших писателей. И нет ничего странного в том, что пошлейший Тар- зан волнует больше нашего читателя: он хоть имеет животно-человеческое лицо, он имеет свою судьбу и какие бы то ни было собственные приключения Так, в свое время «Бова Королевич» и «Еруслан Лазаревич» интересовали чи- тателя больше, чем сентиментальная ложноклассика Херасковых и даже сен- тиментализм Карамзина. А что может дать читателю современная беллетри стика? Чем она может похвалиться перед ним? Какие бы вкусы ни были у того или иного читателя, с какой стати он будет наказывать себя тяжелой и неудобоваримой современной беллетри- стикой? Если я любитель легкого чтения, если я предпочитаю серьезной авантюр- ную литературу, неужели можно меня заставить читать романы Иркутова, Ве- ревкина и Никулина, когда есть занимательный Конан-Дойль, Тарзан? Неуже- ли я стану читать Лавренееское «Крушение республики Итль», когда я мои) взять в руки подлинных фантастов Уэльса и Жулавского? Наконец, если я хочу искусства, литературы, неужели я буду читать Пильняка, Огнева? За какие грехи я обязан осиливать их словесную изломан- ность и дальтонизм их писательского зрения? Нужно ли говорить о мертве- цах, вконец изуродованных прошлым, подобно Анд. Белому и другим, похо- жим на него, не выписавшимся еще из больниц декадамса начала XX века Трудно стало читать в последние годы лучшего нашего писателя Вс. Иванова Начиная с повести «Голубые пески», он, за редкими исключениями (рассказ «Дите»), совершенно забыл о человеке и постоянно губит его в узорчатых ча- стностях обстановки и кокетливо-литературной фразы. Это настолько бес- спорно, что, конечно, его повесть «Хабу» или его рассказ «Пустыня Тууб- Коя», кроме редактора и спецов от литературы, никто и не прочитает. Беру из рассказа несколько фраз наудачу: „И не потому ли в горах скалы обсыпавшиеся, обкусанные, словно зубы коней» что бессильно крошатся об травы Тууб-Коя". „Крупным песком заносится конец здешней жизни". „Черный поток тоже не брал пленных. Вода мутнеет от крови только в пес- ках, а пасмы туманов в горах были такие же, как в прошлый день". „Виски тучнели и тьма ночи была непереносно тягучей." Конечно, такие манерно безвкусные фразы (ими убит весь потенциалъ но прекрасный рассказ) по-серьезному могли бы пройти лишь в журнале гим - назистов, и то сомнительно.