Сибирские огни, 1928, № 3

Но почету же, однако, такой беззвучной и жизненно беспомощной вдруг стала наша литература? Почему это футуристы, формалисты и одиноч- ки-критики (М. Левидов, В. Шкловский, Н. Чужак и друг.), ощутив пустоту современных литературных опытов, так дружно заговорили о конце литера- туры, о снижении ее высокой линии. Литература—лишь прикладное искус- ство практики, инкрустация при стройке вещей (Третьяков, Чужак). Лите- ратура—реклама Моссельпрома и агитка (Маяковский, Асеев). Современный писатель ощущает себя «пророком» лишь в дни выпуска папирос с новой эти- кеткой или же в дни общественных юбилеев и парадов. Наконец, литературе разрешается и существование, если она будет служить развлечением в час от- дыха читателя (М. Левидов и В. Шкловский). В подобных утверждениях много различных подпочвенных тенденций, часто нездоровых социально, но одно верно 1 : современная литература, дей- ствительно, с глубин классики попала на отмели малосодержательной сло- весности и трескучей литературщины, не безнадежно стоячей отмели, этого у нас нет, а на мелководье суровой и стремительной шиверы. С этим, правда, не все согласны. Г. Лелевич, например, крепко убежден, что «Комсомолия»—Безыменен ого и повести Либединского—великие произ- ведения, яркие вехи нашей эпохи (см. его статью «Наши литературные раз- ногласия» и др.). Да один ли Лелевич так самозабвенно кричит на литератур- ном базаре, восхваляя достоинство товаров своего кружкового лотка? Проф. Фатов, например, «доказал», что П. Романов выше Л. Толстою, Гон- чарова, Достоевского и Чехова. Его утверждение, конечно, осталось бы лите- ратурным анекдотом, домашним и малоупотребительным, если бы его статья не была напечатана в альманахе «Прибой»*), ответственность за литератур- ную линию которого скрепили пять редакторских имен: Л. Авербах, Г. Гор- бачев, Ю. Либединский, Ф. Раскольников и А. Серафимович**). Но в данном случае приличнее согласиться даже с самим В. Шкловским, что рано еще наклеивать бороду Л. Толстого писательнице Л. Сейфу длиной, как это пытался сделать не в меру усердный П. Коч ан, нежели позавидовать славе проф. Фатова и одураченных им редакторов. Не слишком ли в самом деле дешев стал советский гуммиарабик, которым мы приклеиваем литератур- ные этикетки? Так, из № 5 (11) журнала «Звезда» за 1925 год мы опять узнаем от одного из фатовских редакторов, Г. Горбачева, что и Б. Лавренев, автор повести «Марина», пишет «почти по-толстовски целомудренно». Зачем это стыдливое «почти»? Оно ведь все равно не сохраняет литературного цело- мудрия см елого агронавта-критик а. П. Коган, пожалуй, превзошел всех в этом отношении, напечатав свою статью о Либединском. Разрыв передаточного пункта между писателем и чи- тателем в наши дни выступает с особой яркостью. Раньше—до революции и в начале революции—читателя живо интере- совала библиография, волновала его и критика, почему теперь он гак равно- душно и скептически перебрасывает ее страницы? В наших журналах нет критики. Их страницы, правда, заполняются пе- чатным текстом, но можно заранее и безошибочно угадать, какого рода от- зыв будет дан о любом писателе в том или ином журнале. Можете ли вы пред- ставить себе, чтобы о произведениях писателей кружка ВАПП был хоть раз напечатан не восторженный отзыв в журналах «На посту» или «Октябрь»? Ставьте ваш червонец против ста за то, что В. Лавренев, пока он сотрудни- чает в «Звезде», не дождется подлинно критического разбора своих проиэве *) Изд во «Прибой». Ленинград. 1926. **) Серафимович позднее заявил в газете «Известия ВЦИК», что он не уча- ствовал в редактировании данного альманаха.