Сибирские огни, 1928, № 3

ся только у нас. В них и через них Россия исторически впервые обнаружила себя сквозь туман чужеродного, варяжского царизма, как намечающееся куль- турное единство, как национальный организм. В. Ленин в статье «Л. Н. Тол- стой» говорит, что «художественные произведения этого писателя всегда бу- дут ценимы и читаемы массами» и тогда, «когда они создадут себе человече- ские условия жизни, свергнув иго помещиков и капиталистов». Там же он утверждает, что творчество Л. Толстого, осветившее подготовку в России ре- волюции, есть «шаг вперед в художественном развитии всего человечества». И это понятно. Именно здесь-то и заключена исторически-культурная ценность нашей литературы. Являясь первичным обнаружением национальной культуры, русская литература, подобно эпике Гомера, скульптуре греков, жи- вописи эпохи Возрождения, обречена на славную участь тысячелетнего ин- тернационального влияния. В чем жизненная сила нашей классической литературы? Прежде 'всего в том, что именно в русской литературе нашли впервые свое выражение величайший реализм, здоровый натурализм искусства. Наша литература показала не только то, что крестьянин такой же человек, как и помещик (Тургенев «Записки охотника»), но она же наметила внутренние пути грядущей тогда революции, осветила, как говорит В. Ленин о Толстом, подготовку революции в России. Это положение нашло свое выражение, с одной стороны, в раскрытии богатства человеческого бытия в низших классах, в их корневой, нерастор- жимой позитивной связи с жизнью, в обнаружении возможностей сопротивле- ния человеку «товарному фетишизму», мертвой власти вещей над челове- ком—будь то ничтожный пушкинский чиновник Евгений, не смиряющийся перед «Каменным всадником», будь то казак Брошка («Казаки»—Толстого), до восьмидесяти лет хранивший юношеский задор и языческую жажду жизни, или будь то «Бывшие люди»—М. Горького. С другой стороны, это же по- ложение нашло свое выражение в изображении предельной искаженное™ че- ловеческой особи среди правящих высших классов (Гоголь, Грибоедов). Здесь сказалось то же приятие и утверждение солнца, земли и близкого им чело- века, тот же неустанный художественный розыск «эстетических» норм че- ловека. Дальнейшее развитие нашей литературы связано с условиями социаль- ного движения страны, и литература будет и должна быть всегда в нашем на- циональном улье медом, наполняющим ее соты. Литература—наш внутрен- ний смысл, наша культурная стихия, способная одухотворить все наше бы- тие: семью, быт, труд, школу, суд, мораль, науку—все наличие нашей инди- видуальной и общественной жизни. И если на вызов Петра 1 Россия через сто- летие ответила, по слову А. Герцена, блестящим явлением Пушкина, то на призыв революции она откликнется еще более ярким и полным обнаружением здоровых черт своего лица. И хоть нельзя определить точных дат и неуклон- ных сроков нашего литературного возрождения, но ясно, что наша эпоха не потерпит и не простит себе безмятежной прогулки в XX веке на петровской колымаге, поэтому мы хотим торопить жизнь и никак не согласны ждать так долго и питаться целое столетие исключительно плодами творчества Хера- сковых, Кукольниковых и Карамзиных. Это положение нам кажется бесспор- ным. Революция сняла с наших плеч тысячепудовый камень нашей истории. Она вытолкнула нас, как Илью Муромца, на вольный воздух, стащила нас с домостроевской печи, угарно чадившей в нашей отечественной избе. Рево- люция раздвинула перед нами частокол наших старосветских интересов. Те- перь мы пытаем свою жизненную крепость через соприкосновение со всем миром. Судьбы далекой Индии и близкой Турции нам не безразличны.