Сибирские огни, 1928, № 3

Всех охватило игривое, но и подавленное настроение: животы набиты туго, до отказу,—отродясь такого не было, чтоб обед, а после обеда—этакая сытная закуска, а после закуски—ужин... Крестьяне стояли, выпучив глаза, и одергивали рубахи, их жены икали и посмеивались, прикрывая рот рукой. Однако, повинуясь необычному гостеприимству, толпой повалили в сто- ловую. Отец Ипат дорогой корил хозяина: — А почему бы не предупредить... Я переложил дюже... Эх, Петр Дани- лыч... А впрочем... Могий вместити да вместит... С чем пирог-то? С осетром, небось? Фю-фю... Лю-ю-блю пирог! За столом шумно, весело. Поначалу как-будто гости призадумались, на- лимью уху кушали с осторожностью, пытая натуру: слава богу, в животах полное благополучие, для именинного пирога места хватит. А вот некоторые в расчетах зело ошиблись и после пятого блюда, а именно—гуся с кашей, отец Ипат, за ним староста и с превеликим смущением сам господин пристав куда-то поспешно скрылись, якобы за платком в шинели иль за папиросами, но вскоре пожаловали вновь, красные, утирая заплаканные глаза и приводя в порядок бороды. — Анфиса Петровна! Желаю выпить... только с тобой. Чуешь?—звон- ко, возбужденно говорил хозяин и тянулся чокнуться с сидевшей напротив него красавицей-вдовой. — Ах, чтой-то, право,—жеманилась Анфиса, надменно, со злой усмеш • кой посматривая на именинницу. — Ну, не ломайся, не ломайся... Эх, ты, малина!.. Ведь я тебя еще дев- чонкой вот этакой, голопятенькой знавал... — А где-то теперича Прошенька наш?..—вздохнула Марья Кириллов- на, усмотрев, как моргает нахальная вдова купцу, а тот... — Прохор теперь большо-о-й,—сказал отец Ипат, аппетитно, с новым усердием обгладывая утиную ножку,—Надо бога благодарить, мать... Вот чего... — Да ведь край-то какой... А он—мальчишка, почитай. — Смельим бог владеет, мать... Поминай в молитвах, да и все... — Вы помяните у престола, батюшка... — Помяну, мать, помяну... Ну-ка, клади, чего там у тебя? Поросенок что ль? Смерть люблю поросятину... Зело борзо!.. — А ну, под поросенка!—налил пристав коньяку.—Хе-хе-хе!.. Ваше здоровье, дражайшая!—крикнул он, и так искусно вильнул глазами, что на его приветствие откликнулись сразу две женщины: — Кушайте, кушайте!—Анфиса и Марья Кирилловна. — А поросенок этот, простите бога ради, доморощенный?—поинтере- совался старшина, которого начало изрядно пучить,—отличный поросенок... Видать, что свой... Вот у меня, в третьем годе... — Анфиса!.. Анфиса Петровна!., настоящая ты пава... — Кто? Кто такой? — Прошенька-то, ведь, у меня единственный... — Ах, хорош, хорош паренек, простите великодушно. — Петрован!.. Слышь-ка... Данилыч... Эй! Хозяин! — Погодь! Дай ему с кралей-то,—развязали языки крестьяне. — Эх, на тройках бы... Анфиса! А? — На тройках?.. Зело борзо!..—-вскрикнул веселый отец Ипат...—- Мать, чего там у тебя еще?.. Притащили тору котлет из рябчиков.