Сибирские огни, 1928, № 3

даря искусному построению его на базе живых человеческих жизней, составляющих по- доплеку всех этих цифр и выкладок, приобретает характер потрясающего художествен- ного произведения. За пролетарскими писателями идут те авторы, которые свое творчество посвящают следующему слою японского общества, наиболее многочисленному—крестьянству. Кре- стьянские писатели—следующая очень заметная группа в японском литературном мире. Нужно сказать, что в Японии принято и этих писателей относить к пролетарским, подобно тому, как под понятие пролетарских партий подводится и японская крестьянская партия. Все это, конечно, понятно и обусловлено современной конфигурацией социальных сил: об'единенному блоку различных группировок буржуазии, естественно, противопо- ставляется об'единенный же блок пролетариата, передового крестьянства и радикальной интеллигенции. К тому же многие создатели как чисто пролетарских, так и крестьянских произведений—тоже интеллигенты. Поэтому все эти элементы пока и рассматриваются под одним углом зрения. Впрочем, иногда попадается особый термин, обозначающий имен- но эту струю в литературе, термин—«литература земли». Чуть ли не первым представи- телем этого жанра, давшим и этому наименование, был роман «Земля» Нагацука, сделав- ший тогда молодого автора сразу известным. С тех пор романы и повести из крестьянской жизни не переводятся. Предо мною даже целая «Антология крестьянских рассказов», собравшая лучшее, что есть в этой области, и об'единившая не более, не менее, как око- ло двух десятков авторов. Правда, сюда попали и авторы, несомненно, буржуазно-интел- лигентского типа—в роде Кикути Кан, но это только доказывает распространенность и привлекательность для японских писателей крестьянских сюжетов и тем. Разумеется, эти крестьянские сюжеты очень многоразличны, как многолика, в сущности, и японская деревня: тут и крестьянин-собственник, тут и крестьянин арендатор—крупный или мелкий, тут и батрак. Взаимоотношения в японской деревне очень сложны и своеобразны, конфликты, рождающиеся там, многообразны и часты; с другой стороны, все, что раздается в деревне, находит очень ощутительные отзвуки в городе. Все это как нельзя лучше подогревает интерес к «литературе земли» и обеспе- чивает ее дальнейшее развитие. Как же подходят все эти авторы к своим сюжетам? Что они хотят от них? И что они стремятся иред'явить своим читателям? Иными словами, какова целевая установка авторов, с точки зрения, социологической? Подобно тому, как это наблюдается и но «исторической линии» японской худо- жественной литературы, и здесь ряд авторов особенными целями не задаются; они до- вольствуются лишь рассказом о том, как «оно было», лишь добросовестным описанием. Это течение порождает, главным образом, реалистический роман или пьесу, конечно, разной художественной ценности. При этом одни гонятся за занимательностью сюжета, другие довольствуются занимательностью самого привлеченного материала; третьи во- обще о занимательности не думают, считая художественное выявление всякого материала ценным и важным. Иначе говоря, здесь мы встречаем и отзвуки авантюрного романа, и сентиментальные новеллы и лирическую повесть; тут же рядом и натуралистическую беллетристику. В плане именно такого бесхитростного показа быта японского «Нижнего города» работает вышеупомянутый Кубота. Вот схема его рассказа «Перед праздником Бон» из указанного сборника. «Бон» или «Урабон»—праздник в Японии происхождения, может быть, синто- нстического*), но с течением времени получивший определенно буддийскую окраску. Приходится он на лето, средину июля, занимает три дня и представляет собою одно из самых популярных, оживленных народных празднеств в Японии. Он совпадает или, вернее, сопровождается отпуском, получаемым от своих хозяев всем людом наемного труда: ремесленниками, приказчиками всяких рангов, мастеровыми и т. п. Это—дни, *) Синтоизм (синто)—японская национальная религия.