Сибирские огни, 1928, № 3

сердца. Вне себя он вырывает из рук ошеломленной служанки роковой сосуд, закрытый, как полагается, крышкой, и бегом бросается домой. Едва придя к себе, он, чтобы окон- чательно и бесповоротно убить в себе всякую мысль о даме, решается даже... этот сосуд открыть. Открывает крышку и видит, что полагается видеть: желтоватую жидкость с плавающим среди нее коричневым предметом... Он хочет добить свою любовь до самого конца и решается на самое героическое: хочет ощутить запах... Нагибается, и вдруг чувствует: из сосуда подымается какое-то тонкое благоухание: там в ароматическом масле плавал кусок душистой индийской смолы. И вышло, что, вместо изничтожения, любовь вспыхнула снова с неудержимой силой. Бедный кавалер! Такое пародическое интерпретирование старой, окруженной всеобщим эстети- ческим восхищением литературной и, конечно, для той эпохи бытовой ситуации, такой удар по историческому гурманству может быть направлен одновременно как на сам мате- риал, так и на форму, что, с литературно-исторической точки зрения, пожалуй, предста- вляется еще более интересным. При чем очень характерно, что здесь такому ироническо- му пародированию подвергается иногда самый священный для японского эстета-искус- ствоведа, признанный всеми самым «прекрасным и высоким»—известный японский театр Но. Этот театральный жанр, возникший в XIV веке, расцветший в XV веке и с тех лор бережно культивируемый гипертрофированными, в культурном смысле, слоями японского общества, сначала в феодальную эпоху—высшим кругом феодального дво- рянства, теперь в эпоху буржуазии и капитализма—сохранившими прежние традиции потомками прежних знатных самураев, а за ними буржуазными рантье, эстетами из интеллигенции, гурманами словесного, пластического и музыкального искусства, словом, самыми утонченными для Японии знатоками и ценителями искусства «для избранных». Театр Но об'едпняет собой сложный комплекс различных элементов: художествен- ное слово, движение и музыку. Все произнесение текста—декламационное или в виде пения—сопровождается определенными движениями, переходящими временами в танец. Жанр этот возник в ту эпоху, когда буддизм пользовался особым значением в тогдашней культуре. Буддийские догматы широко распространялись, а их проповедники монахи проникали в самые высокие слои феодального общества, занимали здесь почетные места и в качестве чрезвычайно образованных для своего времени людей играли большую роль в культурной жизни. Немудрено, что и Но оказался под сильнейшим их влиянием. Это влияние сказалось прежде всего на тематике пьес. Пьесы проникнуты буддпн- ским настроением, буддийские положения фигурируют чуть ли не в каждой строчке. Буддийский монах—один из самых обычных персонажей. Одна из самых распространен- ных для этих пьес схема содержания такова : на место какого-нибудь древнего сражения приходит странствующий монах. Он начинает вспоминать героя, особо прославившегося тогда и павшего на этом поле. Такие его мысли обусловливают появление из того мира духа этого героя, который рассказывает ему о своих подвигах и героической смерти, о своем нерадостном существовании за гробом и просит монаха помолиться за его душу, сделать то, что до сих пор не сделано: отслужить на месте его гибели панихиду. Тот с охотой исполняет его просьбу, и искупленный молитвой, грешный герой с благодарностью п надеждой скрывается из глаз. Что делает из такой схемы современный писатель? Прежде всего, он дает пьесу, композиционно абсолютно единообразную с традиционной схемой. Однако, этим дело не ограничивается: вместо монаха, на сцене появляется простолюдин, старик-ремесленник, желающий проведать своего ученика, живущего здесь. Ему навстречу попадается жена этого последнего, сметливая женщина, сразу же соображающая, что появление старика- мастера в этих местах грозит серьезной конкуренцией его ученику—ее мужу. II она, же- лая спровадить старика обратно, заявляет, что ее муж умер, случайно появившегося му- жа заставляет об'явпть себя духом с того света. Старик поражен и хочет почтить память своего ученика. Но чем? Молитвою? Но, по мнению старика, молитвы—«для всяких там