Сибирские огни, 1928, № 3

его жизнь замыкалась навеки в бревенчатом частоколе, что опоясал колдов- ской чертой их таежную заимку. Петр приподнял фонарь и водил им кругом, соображая, куда итти. — Ага! Зуево болото.—Он огладил Шарика и пошел прямиком.—Вот и сосна. Он отыскал обомшелый, тот самый, камень и отсчитал три сажени вле- во. Висевший -на суку фонарь бросал мутный свет под его ноги. Он разгреб пласт хвой с перегноем и стал копать. Шарик посовал носом в пахучую раненую землю, посмотрел на хозя- ина и тоже принялся скрести передними лапами, откидывая назад большие комья. Петр взял лом и прощупал яму во всех углах. Лом глубоко уходил в грунт. Пусто. Стал копать в другом месте. Пусто. Петра брало нетерпение. Выбившись из сил, он подошел к камню, сел и закурил трубку. Сердце его ныло, фонарь остался там на суку, а здесь, у камня, тьма. Петр посмотрел туда, и ему показалось, что фонарь покачивается, а ветра нет. — Шарик!—крикнул он и посвистал. Кто-то слегка ткнул его повыше пятки. Петр вскочил: — Ты? Шарик ластился к нему. Фонарь теперь висел недвижно, но железная лопата там, в яме, цокает о землю и скрипит. Петра затрясло: — Черти роют... В яме копошилось серое, седое. «Заклятый, клад»... — Шарик! Узы! Узы!.. И Петр, как сумасшедший, алчно бросился к яме. «Надо говорить, над» кричать... А то—жуть». Шершавым голосом твердил вслух, роя землю: — Ай да дедушка Данило... Вот так это отец. Ничего, ладно... Душе- губ... А? Хорошая наша порода. Шарик, как ты полагаешь? А? Дедушка-то,. Данило-то? Знаешь, который костей-то тебе после обеда выносил?.. Чудно... А посмотреть—святитель—станови в иконостас... Копай! Чего лежишь.. Шарик! Но пес, вытянув лапы, смирно лежал и чужими бесовскими глазами смо- трел хозяину в лицо. — Ну! Ты,—озлился на собаку Петр,—Смотри веселей! Крутом тьма, жуть. Петр все чаще озирается по сторонам. Кто-то окли- кает его, ухает, посвистывает, кто-то в дерево ударил. Но Петр не допу- скает в душу страх. Поливал дождь и холодными струйками стекал со шля- пы за ворот. Петр терял терпение. Лопата на что-то натыкалась, глухо звуча. Петр подносил фонарь и со злобой видел толстые, перевившиеся, как змеи, корни со свежими на них белыми ранами. — Не здесь,—он бросил лопату...—-Старый чорт... наврал. Он вновь тщательно отмерял три сажени и стал »рыть чуть поправее. В тайных глазах собаки сверкнул огонь. «Батюшки, да ведь это не Ша- рик... Ведь это сатана»... По спине мороз. — Аминь, аминь! Рассыпься!!—и с левого плеча наотмашь. Шарик от- скочил. «Нет настоящий». — Шарик, Шарик!.. Ты? Но тот, поставив уши торчком, шагнул вперед и заворчал на тьму... Послышался чуть внятный крик: — «А-а-ааа...». Собака ощетинилась, подняла нос и, втягивая сырой воздух, осторожно ношла верхним чутьем на смолкший голос