Сибирские огни, 1928, № 3

четырехугольника красуется просторный, приземистый, новый, под железом, дом. Он в прошлом году срублен. А раньше жили вот в том, посеревшем от времени, флигеле, что прячется за домом. А еще раньше, когда дедушка Данило Громов на это место сел, он жил с женой в маленькой хибарке. Ее тоже берегут, не ломают: пусть внуки-правнуки ведают, посматривая на покосившуюся, об одном конце, черную избенку с кустом бузины на крыше, с чего начал дед и до каких хором своими руками достукался. Откуда пришел сюда Данило Прохорыч почти семьдесят пять лет тому назад—никто не знал. — Какое кому дело?.. Пришел, да и весь сказ... Из берлоги вылез,— говорил старик. И верно. Сначала один, как медведь, корежил тайгу, потом сына Петра поднял. Мельницу-мутовку на речке сделали, пасеку завели, пушнину у зве- роловов скупали, копейку берегли. И чрез тягостный черный труд, чрез плутни, живодерство, скупость постепенно перекочевывали из хибарки во флигель, из флигеля в просторный новый дом. А теперь, весь сухой, в позеленевшей бороде, лысый, но с прежним орлиным взглядом, древний Данило лежал на кровати, под ситцевым голубым пологом. Ночь была. — Петька!—позвал он сына.—Петька! да встань ты, встань...—и за- кашлялся, и зашептал молитву. В соседней комнате скрипнула кровать. — Бегу, батюшка!—и в одном белье, босиком шагнул к Даниле черно- бородый, лохматый Петр. — Зажги лампадку. Петр, что-то бормоча, тревожно зажег лампадку: час был неурочный. — Подь сюда... Умираю... У Петра сердце ударило в грудь, сладко замерло и часто забилось: наконец-то родитель в одночасье сделает сына богачом. — Петя,—взял он его за руку.—Вот и конец... вот и... Петр вздохнул и пристально поглядел в орлиные глаза старика. — Ничего, батюшка. Может еще... — Нет, сынок... Крышка...—Старик тяжело задышал:—Ох, дакось воды... Помочи голову.—Он взглянул на колыхавшийся огонек лампадки и пе- рекрестился:—Прости, заступница... Вот, Петька, ты теперь один останешься. Ну, прости меня, душегуба... Разбойник я... Деньги... там... Сосну с развили- ной знаешь у Зуева болота?.. Ну, отмерь на закат двадцать два шага, кам- нище найдешь... От камнища три печатных сажени влево: тут... Петр затаил дыхание, глаза его жадно заблестели, золотой звяк взы- грал в ушах. — На добрые дела... На упокой души... А то—погибель мне будет: там не простится, с вас взыщется, с тебя, с Прошки, со всего кореню нашего.. Церковь сделай... Бедным... богаделенку построй какую..: Слышишь? — Слышу, батюшка.. Сполню... — Перекрестись... Встань на колени... Клянись... Петр дал клятву. Потом спросил: — А сколько, батюшка... всего-то? — Много, Петька... Ох, большой у меня камень на душе... Убил я... убил, брат, Петька... Душу загубил... — Кого же ты?