Сибирские огни, 1928, № 3

Прохор поманил Ибрагима, они вошли в соседнюю комнату и притво- рили дверь. Чуть не плача, Прохор стал рассказывать. Он ходил взад-вперед, губы его прыгали, руки скручивали и раскручивали кончик,,!ремня. У Ибра- гима черные глаза загорались. — Я за ним... Он от меня... Я выхватил нож... — Маладэц!.. Далшэ!.. — Я его, вгоречах, ножом...—упавшим голосом сказал Прохор. — Цх! Зарэзал?..—радостно вскричал черкес. — Нет, ранил... — Дурак! — Я его тихонько... перачинным ножичком, маленьким,—оправды ьался Прохор. — Дурак! Кынжал надо... Вот, на!..—горен сорвал со стены в богатой оправе кинжал и подал Прохору.—Подарка! — Да что ты, Ибрагим...—сквозь слезы проговорил Прохор.—Мен» исключат... Ты посоветуй... Как быть?..—Прохор опустился на табурет и сгорбился...—Главное, фуражка... По фуражке узнают... — Плевать! Товарища-кунака защищал, себя защищал. Рэзать нада! Трусить нэ нада... Джигит будэшь!.. На громкий его голос один за другим входили гимназисты. — Ружье тьфу! Кынжал—самый друг, самый кунак!..—крутил горец сверкающим кинжалом.—Ночью Капказ едем свой сакля. Лес, луна, горы... вижу—бэлый чалвэк на дороге. Крычу—стоит, еще крычу—стоит, третий раз—стоит. Снымаим винтовка, стрэляим—стоит... Схватыл кынжал в зу- бы, палэем... подползаим... Размахнулся—раз! Глядим—бабья рубахам на веревке. Цх! Все захохотали, а Прохор печально улыбнулся и вздохнул. Ибрагим сел на пол, сложил ногл калачиком, потом вдруг вскочил: — Ну, не хнычь... Все справим... Идем! Кажи, гдэ? Прохор пошел за Ибрагимом. — Стой!—остановился тот.—Дэнги нада, платить нада. Полиций бэгать. Гимназий бэгать... Дырехтур стрычь-брыть дарам... не бойся... Ибра- гишка все может. Он рылся в карманах, лазил в стол, в сундук, вытаскивал оттуда деньги н засовывал их за голенища своих чувяков. — Айда! II. ГНЕЗДО. «СО ВСЕГО КОРЕНЮ ВЗЫЩЕТСЯ». ПРОКЛЯТЫЙ КЛАД. Лето дряхлело, умирало. После жаров вдруг дыхнуло холодом. Завыл густой, осенний ветер. С севера тащились сизые, в седых лохмах, тучи. Печаль охватила зеленый мир. Тучи ползут и ползут, льют холодным дождем, грозят снегом. Потом упрутся в край неба, остановятся над тайгой и с тоски, что не увидать им полдневных стран, плачут, без конца, пока не изойдут слезами. Заимка Громовых, что крепость: вся обнесена сплошным бревенчатым частоколом. Верхушки бревен заострены и окованы, как копья: лихому че- ловеку не перемахнуть. Ворота грузные, в железных лапах. Вход в них порос травой, они, должно быть, редко отмыкались. Рядом с воротами—высокая калитка, чтобы можно было проехать всаднику. В стене прорублены дозо- рины. Два сторожа смену держат, все кругом видят. А что за высокой сте- ной—с воли не видать. Вот если залезть на вершину сосны, что стоит на краю поляны, да раздвинуть ветки, увидишь: в середке бревенчатого