Сибирские огни, 1928, № 2
Прошло еще пять дней. Люди настолько ослабели, что с трудом стояли на ногах. Они часто останавливались и отдыхали. Они даже не всегда разво дили огонь. Языки распухли, во рту было горько, и все трое сильно кашляли. Они шли шатаясь, каждый опирался на большую палку, но никто из них не бросил своего мешка с золотом. На шестой день боль в животе стала утихать и к вечеру исчезла совер шенно. Вечером, по привычке, развели костер и согрели воду. Чая уже не бы ло. Горячую воду они пили с солью, хотя голода не чувствовали. Они знали, что это нужно для того, чтобы итти. Утром седьмого дня голод вновь проснулся. Они совершенно ослабели, го лова кружилась. Шли качаясь, как пьяные, и едва поднимая ноги. Их след не был похож на след людей. Это была сплошная борозда в снегу. Ежеминутно кто-нибудь из них падал. К середине дня Егоза стал отставать. Спины товарищей виднелись все дальше и дальше. Сначала они еще мелькали изредка на увале среди деревьев. Потом Егоза остался один среди тайги на свежепротоптанной тропе. Он ста рался итти быстрее, но золото пригибало к земле, и ослабевшие ноги не слу шались. После того, как он, запнувшись о сук, с размаху упал лицом в снег и не мог встать, ему стало страшно. Забирая ртом снег, глотал его и мысленно прошел по всему пути до Чары, вспомнил бешеное золото, подумал о двадцати тысячах, которые он нес на плечах. — Не пофартило. А погулял бы я на Чарино золото. В тайге повисли вечерние сумерки. Далеко за хребтами родился и по вис в тишине тонкий волчий вой. Это заставило Касьяна приподняться. С тру дом он развязал ремни, сбросил с плеч тяжелый мешок и встал на ноги. Долго смотрел на золото, потом повесил его на сук толстой пихты, заметил место и, покачиваясь из стороны в сторону, пошел. Он1догнал товарищей на привале, когда они уже спали у разложенного костра. Утром Касьян не мог встать. Сыч посмотрел на него мутными глазами и спросил: — Пойдешь, нет? — Не могу я, братцы. Кешка покосился на Самоху. -— Ждать будем или одни пойдем? — Ждать будем—все подохнем. Лучше одному помереть, чем троим. Касьян ничего не сказал. Он сделал бы так же на месте товарищей. Ко гда уходящие привязали мешки, он хрипло прошептал что-то. — Чего тебе, Касьян? — Дров, говорю, в костер подбросьте. Самоха и Кешка долго несгибающимися пальцами расстегивали ремни и, сняв мешки, с трудом приволокли буреломину. Завалив ее на костер они сно ва надели мешки и, не оглядываясь, пошли. Попутный ветер долго доносил до них горьковатый запах дыма. Оторванная подошва сапога Самохи загребала снег, но нога не чувство вала холода. Они едва двигались и, упав в снег, долго не могли встать. Начал ся мороз. Тела коченели и при дыхании вылетали клубы пара. На перевале, густо поросшем пихтой, Кешка отстал от Самохи. Голова закружилась, сердце тревожно запрыгало. Тяжело дыша, он остановился и стал развязывать ремни. Он долго возился с ними, и когда, наконец, была рас стегнута последняя пряжка, мешок, скользнув вдоль спины, тяжело упал в снег. — Самоха! Постой..—слабый голос застрял в ближних деревьях.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2