Сибирские огни, 1928, № 2

— Неужели серьезно? — повторил я уже менее уверенно.—Ты так связно говоришь, что право не легко тебя принять за сумасшедшего. Восемь лет провести в поисках какого-то клада, и какие восемь лет! Рушились и возникали государства, в кровавой борьбе гибли люди... Где ты был в это время?.. Панелин отвернул от меня голову, посмотрел в угол, сказал коротко: — Здесь был. В этой комнате. — Ладно. Но когда стреляли, проклинали, выли от голода и пели песни, ты это слышал? Смерть, упорный труд, отчаянье и дерзость—все бурлившее вокруг, гремевшее, изменившее жизнь и смысли жизни... Вытянув вперед голову, глядя на меня острыми, злобно-радостными гла­ зами и указывая пальцем в окно, он спросил шопотом: — А ты знаешь, что там такое?.. Надуманность и злоба, шум, крики, выстрелы, выборы и циркуляры... Никакого смысла в этом... Неновый и не­ нужный эпизод, именуемый революцией... Ха... Да, видел... Видел голод, озве­ рение и предательство... И не верю... И не нужно... Я бы не оставался здесь, если бы не мое богатство.... Эти восемь лет не потеряны... Я провел их в борь­ бе, в устремлении, в неустанной умственной работе... С каждым днем, с каждым часом я приближаюсь к разрешению загадки... Он вдруг вскочил, подбежал ко мне и так близко наклонился надо мной, что я вздрогнул, увидав его пылающее лицо. — Ты понял... во что превратились бы два миллиона за восемь лег?.. Их было бы... вдвое больше... Снова опустившись в кресло, он сказал уставшим голосом: — Я говорил тебе, что уезжаю завтра. Это правда. Разгадка найдена, и на этот раз окончательно... Искать надо не здесь...—и прибавил шопо­ том: «Если стать лицом к западу, то налево—восемь»... Восемь... Я понял, что это значит... Я там буду. И найду... Найду... Я встал, повертел в руках фуражку и сказал негромко: — Если хочешь, я открою тебе тайну этого клада. Панелин помолчал некоторое время, исподлобья глядя на меня, потом ко­ ротко бросил. — Говори. — Твоего клада не существует. Панелин быстро поднялся с кресла. Лицо его было бледно. —- Я боялся этого...—сказал он тихо.—Но... ты думаешь?.. Усмехнувшись и глядя в сторону, я продолжал: — Это письмо писал я. После нашей встречи, когда мы поговорили о твоей статье, мне захотелось подшутить над тобой... те*м более, что я уезжал на следующий день. Я написал письмо, подделываясь под твой вкус и изменив почерк. Сознаюсь, я не подозревал, как далеко может зайти моя шутка. Как видишь, все это просто об’ясняется... Панелин остался в том же положении. Он был бледен, но лицо его не выражало ни гнева, ни отчаяния. Казалось, он рассматривал узор на обоях. Потом как бы очнулся и молча вышел из комнаты. Оставшись один, я вновь почувствовал неловкость и досаду. Мрачный, желто-серый свет, с трудом проникавший в окна, казался состоящим из тем­ ных и светлых лучей, как-будто тьма была неискусно перемешана со светом. Я сделал несколько шагов, неслышно ступая по густому, очень пыльному ковру. — Зачем он ушел?—думал я. Тишина давила меня. Наконец, желание поскорее выйти на улицу, быть среди людей и шума сделалось нестерпимым.