Сибирские огни, 1928, № 2

--- Ml'M... — Что ж...—после паузы медлительно процедил он.—Где же служить? И потом здоровье... Студенты туг у меня... Четверо... А вы женаты? — Да. Окружавшая меня тишина, мрачность обстановки, пыль на всех пред­ метах, неприветливость хозяина,—все это внушило мне чувство тягости и не­ ловкости. Мне захотелось сейчас же уйти. Но желание узнать ближе жизнь чудака-нелюдима заставило меня остаться. — Тут одна штука есть,—я медленно закурил папиросу.—Я пришел затем, чтобы... С трудом выдавливая слова, без всякой надежды на успех, я напомнил ему о договоре в пивной. > — Мне это ни к чему,—прибавил я.—Но иногда хочется тряхнуть стариной... Потолковали, потом разошлись и забыли... Панелин заерзал в кресле, стал потирать руки, вдруг выпалил, блестя глазами: — Очень, очень хорошо... Помню... А ведь это я придумал, а?.. Но тут его оживление сразу пропало. Опять он упрятался в свое кресло, прищуренными глазами глядя поверх моей головы. — Должно быть, скучно вам здесь...—сказал я. Он нехотя перевел взгляд на меня и ничего не ответил. Какая-то назой­ ливая мысль, видимо, овладела им. Вдруг он тряхнул головой и спросил: — А вы женаты? — Да. Я же говорил,—ответил я с досадой. Забывчивость его раздра­ жала меня. — Ага... Я завтра уезжаю. Я удивленно посмотрел на него и в свою очередь промолчал. Опять я спросил себя, не уйти ли мне. — Куда едете?—спросил я после долгой паузы. Но мысли Панелина шли своим путем. Было видно, что он соображал медленно, с запозданием, и только теперь услышал то, о чем я говорил три минуты назад. — Скучно ли мне здесь?..—произнес он, как бы думая вслух.—По­ жалуй. Помолчал и снова сказал: — Пожалуй. И вдруг вскочил, как человек, решившийся на что-то, и заходил по комнате, размахивая руками и выбрасывая отрывистые слова. — Вы помните, Егоров, мы с вами в девятнадцатом году в Коммунхозе встретились, а? Я тогда юрисконсультом служил... Помните? Ну, вот... Вы что делали тогда? Карьеру делали, нет? Завоевывали жизнь, сражались, револю­ цию творили, а?.. Нет?.. Он продолжал ходить, беспокойно двигая руками, бесшумно скользя по ковру большими, нетвердыми шагами. — А ты знаешь, что я делал все это время?...—неожиданно перешел он на ты и круто остановился посреди комнаты. — Нет... Впрочем... Но подожди, я покажу тебе... Он подбежал к столу и стал рыться в одном из ящиков. Я молча следил за ним. Я был одинаково поражен и тем, что в комнате не произошло никаких перемен, и тем, что сам Панелин так резко изменился. Я привык знать его жизнерадостным и неглубоким, и то, что теперь Панелин был странно задумчив, что лицо его было измучено, а глаза загорались бо­ лезненно и внезапно, говорило о каком-то большом случае в его жизни.