Сибирские огни, 1928, № 2

— А... — сказал Сергеев, побледнев,—я иду. До свидания. Приходите... На лестнице, когда я спускался1вниз, мне встретился прокурор. — Что вы ему скажете?—спросил я. Не останавливаясь, он бросил на ходу: — ВЦИК отклонил ходатайство о помиловании. III. Клал. Сойдя с трамвая, я долго еще бродил по малолюдным улицам, с трудом вспоминая местность. Наугад свернув в переулок, я- сразу узнал дом Пане- лина. На Выборгской стороне сохранились еще такие приземис тые дома-особ­ няки, недоверчиво глядящие на улицу четырьмя неряшливыми окнами. Не найдя звонка у двери, я застучал кулаком. Пришлось сделать это дважды, прежде, чем послышался лязг засова, щелканье замка, и дверь приот­ крылась, удержанная цепочкой. — Здесь ли... Я замолчал, узнав* лицо Панелина, выглянувшее из-за двери. — Можно к вам? Дверь распахнулась. — Егоров? Вот не ждал... Заходите. Пока Панелин возился со своими запорами, я стоял в темной передней, заставленной сундуками, сломаиным столом, опрокинутым железным умы­ вальником и другой утварью. Затхлый, нежилой негостеприимный запах исходил от всех этих предметов. — Пойдемте-ка сюда... Он повел меня через какую-то комнату, в которой было столько бес­ порядочно нагроможденных вещей, что даже окна были ими заставлены. Про­ бираясь в полутьме и натыкаясь на углы покосившихся шкафов и торчащие ножки столов, мы добрались до» комнаты, один взгляд на которую заставил меня сразу вспомнить студенческие годы. Панелин был среди нас самым богатым студентом, и мы нередко соби­ рались в его кабинете, поражавшем нас массивною своей, чопорной, очень темной мебелью. В этот-то кабинет я и попал теперь. Казалось, меня пере­ несли в уже отошедший и забытый мир, настолько странным было то, что все вещи стояли на своих старых местах, такие же хмурые и тяжеловесные. Панелин указал мне на стул, а сам уселся в громадное кресло перед столом. Спущенные на окнах шторы пропускали в комнату желтоватый, не­ яркий свет. Я прислонил свою пажу к столу, на коленях у себя пристроил фуражку и, слегка откинувшись на спинку стула, медленным взглядом оки­ нул комнату. В закопченных стенах, в тяжелых портьерах, в коврах, по­ темневших от времени, чувствовалась какая-то упорная, спрятанная, одиноко умиравшая мысль. Панелин был высок и худ, но так скорчился, уйдя в свое глубокое кресло, что казался совсем маленьким. Его молодое и бритое, но очень уста­ лое лицо было в тени, и я скорее угадывал, чем видел, прищуренные глаза и нахмуренный лоб, в котором проглядывала, казалось, та самая, полумертвая и неподвижная мысль, которая пряталась по углам его странного дома. — Вы холосты, правда?—спросил я.—Давно мы не виделись... — Да. — Служите? Он ответил не сразу: — Н-нет. — В одиночестве живете? — Да... Жильцы еще есть...