Сибирские огни, 1928, № 2

52 АЛ. ДАВУРИН — Да. Никита Иваныч, у меня есть куча советских денег. Как жаль! Не знаю, чем помочь вам. Он ушел из комнаты, пошептался там с кем-то, вернулся. — Давайте ваши деньги. Дочь Прасковья... — Ну? — Она поедет в тыл, верст за пятьдесят. Поезда уже ходят. Там наку­ пит чего-нибудь. Днем я лежал, устремив глаза в стену. У меня не было ни желаний, ни мыслей. У меня не было даже ощущения самого себя. Но ночью, вместе с воз­ росшим жаром, со странными очертаниями предметов в темноте, странно из­ мененными больным воображением ночными звуками приходила какая-то страстность, ярко ощутимое, почти осязаемое чувство страдания. Мне каза­ лось, что меня распинают, что я единственный являюсь искупительной жертвой за все грехи мира и, разметавшись на постели, я говорил что-то убеждающим, молящим и угрожающим голосом. В то же время мысль о Наташе не покидала меня никогда. Действительно ли я любил ее так сильно, или болезнь, одино­ чество и страдания внушили мне сознание, что она для меня—все ценное, все прекрасное, что есть на свете, как знать? Спустя два дня, приехала Праскозья. Ей удалось купить небольшой ме­ шок муки и фунт масла. Но и это было праздником для семьи. Однажды я сбросил с себя одеяло и стал осматривать свое тело. Мне по­ казалось, что на теле у меня сыпь, и я решил, что болен сыпным тифом. Так шли дни, сознание мое все больше затуманивалось, и, наконец, я впал на не­ несколько дней в совершенное беспамятство. Очнувшись, я прежде всего почувствовал какое-то спокойствие, приятную слабость и прохладу во рту. Возле меня стоял Никита Иваныч. — Ну, и ладно,—сказал он, увидя, что я пришел в себя.—Лежите спо­ койно. Я собирался с мыслями долго, потом спросил: . — Я был без памяти? — Да.—Он потрогал рукой мой лоб.—Температура упала. Кризис. Я долго лежал, смотря широко открытыми глазами в потолок. — Холодно на дворе? — Снег уж. — Рано. Октябрь. — Нет, уж ноябрь. Второе число. Ноябрь! Внезапная мысль врезалась в мой мозг. Я вспомнил, что двадца­ тое ноября—день рождения Наташи, и я тут же решил, что буду в этот день с ней во что бы то ни стало. Спустя час, Никита Иваныч дрожащим голосом сообщил новость: един­ ственная его лошадь, на которой он когда-то возил дрова в город, легла и не подымается. На семейном совете решено было убить лошадь, пока она не из­ дохла. Как ни ужасна была потеря коня, но все с явным наслаждением говори­ ли о вкусе мяса. О, теперь мяса будет много! Я пролежал еще три дня, потом попытался встать. После двух шагов, сделанных по комнате, я упал и сам испугался своей слабости. Меня оттащили на постель и стали растирать. Прошло еще несколько дней. Единственной на­ шей пищей все это время было конское мясо. — Никита Иваныч,—сказал я.—Мне надо в Киев. Во что бы то ни стало надо... Он молчал, поглаживая бороду. — Я завтра пойду. Вы здешние места знаете. Укажите, как итти?