Сибирские огни, 1928, № 2

К устройству праздника были привлечены ею фельдшер, воспитатель­ ница, Силантий и даже несколько человек из слабоумных ребят. Наконец, наступил канун праздника. И теперь уж неизбежно пришлось побеспокоить Ферапонта Ивановича. Для бала потребовались все три ком­ наты. Ни с кем не разговаривая, мрачно и торжественно оставил свой кабинет. Слоняясь из комнаты1в комнату, он не находил себе места: отовсюду изгоня­ ла его безжалостная уборка. — Слушай, пошел бы ты на улицу, следовало бы пройтись немного,— сказала, наконец, Ксаверия Карловна, которой надоело уж перегонять его из угла в угол.—А я тем временем закончу все. Он, ни слова не сказав, направился в переднюю и стал одеваться. Он так отвык от свежего воздуха, что почувствовал себя на улице, как человек, выздоровевший от тяжелой болезни, которому перый раз разрешили ныйти во двор. Под навесом он увидел Силантия, запрягавшего лошадь в «салаги». Он подошел к нему. — Здравствуй, Силантий, ты куда это собрался?.. — Здравствуйте, Ферапонт Иваныч!— весело приветствовал его Силан­ тий, бросив даже затягивать супонь.—А я уж думал, увидим ли мы вас, ладно ли што с вами?.. — Все ладно, Силантий,—невесело сказал Капустин. — Ох, нет, Ферапонт Иваныч, гляжу я на вас, дак вы будто и с лица переменились. — Ну, это так: на улицу долго не выходил... Ты куда это едешь?— спросил Капустин, переводя разговор. — А в бор, Ферапонт Иваныч: Ксаверия Карловна посылают, елку им надо вырубить. — А,—сказал Капустин.— А что—не поехать ли и мне с тобой,—спро­ сил он в раздумьи. — А почему же не поехать?.. Самое милое дело прокатиться. До бору-то версты две, не боле... Только в сапожках-то все-таки нельзя!..—го­ ворил Силантий, возжая лошадь. — Ну, так я пойду сейчас одену пимы, а ты под’езжай к флигелю,— сказал Ферапонт Иванович. — Слушаю!—по старой военной привычке ответил Силантий... Когда переехали по льду речку, протекавшую саженях в ста от заимки, Ферапонт Иванович оглянулся: черневшие на белом пригорке, обнесенные со всех сторон высоким навесом, строения напомнили ему те остроги, которые ставили сибирские воеводы для защиты от кочевников. Лошадь бежала быстро. Он очень редко ездил на розвальнях, и теперь ему доставляло необык­ новенную радость видеть, как, сливаясь в один белый поток, несся мимо снег, так непривычно близко от глаз. «Как все-таки много истрачено жизни в кабинетном и лабораторном сидении над книгами, над рукописями, над микроскопом, а как просто можно жить и хорошо, если не знать всего этого!.. Какими напряженными могут быть простые физиологические радости!.. Вот вдыхать так этот воздух, гля­ деть на этот снег, хорошо»...—думалось ему, и грустное приятное чувство охватывало его. Это чувство сделалось еще сильнее, когда они в’ехали в бор и лошадь остановилась. Ветер, просасываясь сквозь хвою, производил тот особенный