Сибирские огни, 1928, № 2

Глухой, я спускался с Уральских гор. Чем ближе Сибирь, тем тише суе­ та около поезда, ниже и реже дома, выше снега. ( Вот и дом. Неделя, и уши мои и глаза снова жадно раскрыты. Снова пристает ко мне мой товарищ. Наша маленькая уличка очень напоминает деревенскую. Низенькие до­ мики с крепкими воротами и ставнями обложены снегом, как мягкой белой бумазеей. В бумазее глохнут шаги прохожих и вязнут крепкие, как камни, матерки ломовиков. Наша уличка ничем бы не отличалась от деревенской, если бы не две вывески на ее двух углах. Портной ТРЕТЬЯКОВ Но когда склад закрыт и портной Третьяков неизвестно чем занят за своими плотными ставнями, когда фонари потушены «по случаю луны», и на воротах не разберешь ни номера, ни вывески, тогда уличка наша совсем де­ ревенская. Рощица старого кладбища у самых наших окон, вероятно, поэто­ му нам иногда кажется началом тайги. В мороз на ветру обледенелая березовая роща звенит ветвями, как же­ лезными прутьями. Черными тенями стоят кресты, как люди с широко рас­ топыренными и застывшими руками. На крестах покачиваются железные венки. Железные цветы гудят заглушенно, как пчелы зимой в холодеющем улье. Стальным штыком часового торчит над острой шапкой церкви золоче­ ный крест. За рощей—окна домов, как глаза зверей. Вечерами, когда мушку на винтовке почти не видно, в роще на спорт­ площадке увлекающиеся спортсмены расстреливают мишени. Я выхожу на двор, прислушиваюсь к шипящим и протяжным ударам винтовок и иду к со­ седу. Мой товарищ идет со мной. Он читает ему куски из своей пятилетней книги о тех временах, когда на кладбище еще не было спортплощадки, а ми­ шени заменяли живые люди со связанными руками. Наш сосед слушает вни­ мательно. Перед ним большие листы бумаги с лиловыми колонками цифр. Я знаю, у него свои, другие мысли. Он строит большое дело— издание и рас­ пространение книги 'в безграмотной, отсталой стране. Мой товарищ кончает. Сосед, слушающий себя и свои мысли, спокойно говорит ему: — Я давно не читал книг о простых вещах и простых людях. Почему и никто не пишет? Моему товарищу делается неловко за его листки, липнувшие от крови. Он выходит на двор. Его встречает визгом наш остроухий Соболь. Он спу­ скает его с гремящей цепи, и они начинают бегать. Они крепят свои муску­ лы и легкие для того, чтобы весной погулять на медвежьих свадьбах. Мой товарищ бросает свои окровавленные листки, отодвигает в сторо­ ну книги, заваливает стол порохом, пыжами, патронами. Скоро весна. Поляр­ ная мышь у нашего приятеля-зоолога заметно сереет. Наш Соболь линяет. Прилетели галки. Где-то близко колеблют воздух хрустальные лебединые трубы. Снежной нашей весной в шелесте книжных страниц мой товарищ все­ гда слышит свистящий шелест птичьих крыльев. Весной моему товарищу пи­ сательское ремесло делается особенно тягостным. Я крепко жму ему руку. Мы оба охотники. Еще Чингис-хан считал охоту лучшей школой войны. А теперь каждый пионер знает, что нам надо военизироваться. Будем военизироваться. Склад СИБКРАЙИЗДАТА