Сибирские огни, 1928, № 2

В «Двух мирах» Зазубрин заострил интерес на социальной борьбе ми­ ров. Быт, психология на втором плане. В «Общежитии» Зазубрин дает быт затвердевший, застоявшийся, тот тошнотворный быт, который держит жи­ вого за ноту. Давая быт, статику, Зазубрин с большей основательностью верен себе. Он ищет пряное и острое. Будни революции, как они есть, не могут удовле­ творить темпераментного автора. Поэтому в выборе сырья он нарочито1гипер­ боличен!. Он берет не любовь, а похоть. Похоть крепкую, крутую—сгущен­ ную комбинацию похотливых устремлений, сексуальный зоологазм (об’ясне- ние Скурихина к Спинек, 79-80 стр.; изнасилование Паши тем же Скурихи- ным—стр. 86). В сгущенную атмосферу похоти он вводит сифилис. Мало того, он до­ бавляет сюда терпкой грязи. Грязь жизни, столь часто отображаемую, как придаток жизни, как созвучное, сопутствующее ей явление, он делает само­ довлеющей, центральной. Это не случайная, привычная нам грязь, занесенная на сапогах, это—разительная вонючая грязь на нарочитой лопате. Быт—'больное место нашей действительности, и удары попали по боль­ ному. Они уцепились за мысль читателя (дали «зазубринку»), «Общежитие», на фоне «спокойных» вещей бросилось в глаза, приковало внимание. Читатель раскололся в оценке повести. Многие ею восхитились. Многие восприняли ее, как художественную сатиру, едкую, но верную, заслуженную. Другие увидели в ней социальную клевету. Нашелся читатель, который пошел еще дальше: увидел в повести клевету на партию. Это Лелевич. «Общежитие»—отвратительный пасквиль на революцию. На коммуни­ стическую партию. Сифилитический бред человека, который ухитрился пре­ вратить местную организацию РКП в какой-то сплошной дом терпимости. Грязный рассказ. Возмутительный рассказ...» (Лелевич ст. «1923 год». На Ли­ тер. Посту», октябрь, 1924 г., стр. 40-41). Конечно, устами т. Лелевича в данном случае кричит и возмущается не спокойный критик, а темпераментный публицист. Это— критика под горячую руку. Конечно, повесть затрагивает проблемы половой жизни в современ­ ности, в той самой современности, в которой наряду с беспартийными есть и коммунисты. Но было бы в высшей степени странно, если-б автор из какой-то необоснованной стыдливости (иль в угоду Лелевичу) стал бы делать исключи­ тельно беспартийный подбор персонажа только потому, что- он тащит сексу­ альную тему. Зазубрин.— коммунист и в данном случае он несомненно прав, когда находит, что вопросы пола и вопросы политики имеют весьма отдален­ ную точку пересечения. Лелевич, как высказавшийся в данном случае сгоряча и по первому впе­ чатлению, упустил из виду, что быт—это статика и что его интересно «по­ дать» можно только в коллизии. Если мы будем искать эти коллизии, обо­ стренную борьбу с бытом, то мы увидим, что она сильней всего в верхах на­ шего советского общества, в активе, к великой чести этого актива. Естествен­ но взять коллизии в активе, что Зазубрин в данной повести и делает. Но в несправедливых обвинениях, выслушанных автором, отчасти пови­ нен и он сам: он дал повод понимать себя превратно. Причина этого в том, что выброшенные им же самим бытовые вопросы не разрешены, а выброшены на­ искось и с идеологическим туманцем. Повесть с первых же строк обращает на себя внимание оригинально­ стью авторского подхода. Перед нами как бы операционный исследователь­ ский стол. Автор явно намерен произвести эксперимент, анализ. Чувствуется, что он—хирург, а первые страницы повести— социальная анатомия.