Сибирские огни, 1928, № 2

леи не ударят, все философствуют. То не хорошо, это подло, Мотовило©, по- ихнему, грабитель, мародер, а сами преспокойно1кушают награбленное им. Красные, по-ихнему, хороши, но перебежать на их сторону открыто и смело они боятся» (313). Гораздо положительнее и определеннее для ответственного революцион­ ного момента позиция Рагимова. «Я, брат, не буржуй и не пролетарий. Я середняк. И для меня безразлич­ но: у буржуя служить или у пролетария, у белых, у красных, у черных, у зеле­ ных. Я буду работать одинаково добросовестно и чорту и богу, лишь бы пла­ тили хорошо. Я торгую своими знаниями. Перейду к красным, нашью себе три квадратика и тоже буду командовать батальоном (307-308). Рагимовы командовали и командуют ротами, батальонами, служили и добросовестно служат, но бывало, что так же круто изменяли и подличали. Их изобличали, расстреливали, чистили за злоупотребления, растраты, бюро­ кратизм, гнали из партии, иэ совучреждений; брали от них их горячую соч­ ность и выбрасывали ядовитую скорлупу. А Барановские в это время тихонько и медленно перерастали в Сергеев из Гладковского «Цемента». Эти сырые дрова долго сохнут, но-, разгораясь на 8 и 10 год революции, дают ровный, но упорный и без риска быть смелым говоря—надежный советский жар. VI. «ГРЯЗНЫЙ РАССКАЗ». В «Двух мирах» плюгавенький елейный мужичончишка, староста Кадуш- кин, зарывает в могилу живого, цепляющегося за жизнь человека. Зарывает и уговаривает: «Ты, Петра, ляг, ляг ничком. Оно лучше так без мучениев зада­ вит». А когда человека забросали землей, и человек, не желая умирать, шеве­ лился под нею, сострадательный Кадушкин хлопотливо семенил над ним и уп­ рашивал, приговаривал: «Надо, ребятушки, утаптывать, утаптывать. Он ско­ рее так кончится, без мучениев»... Эта побочная почечка—«семенение» и утаптывание—развернулась в 21 году в «Щепку». «Щепка» куплена одним московским издательством и ждет более спо­ койного на нервы времени, чтоб появиться в печати. Разговор о ней по этой причине—дело будущего. В тех же «Двух мирах» есть и другая незаметная почечка—росток бу­ дущего «Общежития». Добровольцы-красные шли к сборному пункту. «Город спал. Из темных щелей полуоткрытых окон на улицу лился вонючий воздух спален, грязного белья и нечистот» (126). Чувствовать сильней и глубже—особенность таланта. К тому же (как прекрасно отметил Правдухин) «Зазубрина отличает от других писателей особый фанатизм, ненависть к из’янам нашего быта и бытия, фанатизм, ко­ торый рождается у него в конечном счете из-за любви к здоровому человеку» («Сибогни» 24 г. № 5). Нет сомнения, что добровольцы не заметили вонючего воздуха, потока­ ми давшегося'из окон: этот воздух заглушала вонь городских дворов. Но ав­ тор не только заметил и почувствовал, он воспринял это, как удар, и не за­ был удара. В 1924 году вонючий воздух спален, грязного белья и нечистот он под­ перчил ужасами сифилитического призрака, который неумолимо движется из спальни в спальню, и бросил через «Сибогни» в читательскую массу. Так, в 24 году мимоходный штрих 21 года дал развернутый рисунок- повесть.