Сибирские огни, 1928, № 2

Что же помешало бесспорному признанию «Двух миров»? Кому как: Пильняку—«боевой психоз» автора, Правдухину—'«недопу­ стимая грубость и обнаженность некоторых сцен», плакатность отдельных мест, их невыношенность; Воронскому—чрезмерное заслонение мира «дымя­ щимся человеческим мясом»... Наиболее суровый отзыв о романе дал Пильняк.— «Романа, в сущности, нет, как нет ни фабулы, ни завязки, ни персонажей, как нет ни Красной ар­ мии, ни ее бойцов и дивизий, ни души и мозга»... «Содержанием романа является баталия. На первых 50 страницах я насчитал 27 боев и 141 смерть. Смерти какие угодно»... («Печать и Рев.». 1922 г., кн. 1, стр 295). Пять лет истории, тяжело сдвинутые после этого отзыва в прошлое, выпрямили горячие выводы. Все изменяется. И очень многое, еще вчера вос­ принимавшееся «укором» книге, воспринимается сегодня к ее «чести». Гражданская война перевернула Сибирь. Жизнь в ней вдруг и сразу пре­ вратилась в жестокую азиатскую баталию. «Неумеренный реализм», «обна­ женный натурализм» (в злоупотреблении коими упрекнул Зазубрина Правду- хин) и даже звериный физиологизм стали обыденностью во взбаломученной человеческой гуще. Жизнь стала раскидистой и громадной, но простой и схе­ матичной, как плакат. Революция буровила целиной, через трупы и смерти «какие угодно», оголяя, обостряя и упрощая. Этой же оголенной и упрощен­ ной прямой она потребовала и от литературы, нисколько не смущаясь тем, что прямолинейность в ней есть тезисность, публицистичность. Зазубрин шел в плечо с жизнью: оголил, упростил, обострил. Дал «страшное» лицо революции, не накладывая не него грима. В силу авторского следования методам революции, в романе действи­ тельно есть то, что мы пренебрежительно называем сейчас «агиткой». Этого никто и не отрицает. В предисловии к «Двум мирам» автор сам указывает, что его задачею являлось «использовать а ги та ц и о н н ую мощь художественного слова». Борьба еще не остыла, и роман начинялся, как снаряд. И выпущен этот снаряд По- армом 5, тем самым, который только что вышел на бруствер окопов и же­ лезной логикою мысли крушил врагов, еще несокрушенных его железом. «Два мира» это литературный кирпич революции, вложенный в советское здание в нужный момент гражданской •войны. Год выхода в свет «Двух миров» (1921 год) был для Сибири годом кре­ стьянских восстаний. Напряжение революционного натиска перенесено было на идеологический фронт. Интересы революции требовали художественного специально-сибирского публицистического плаката. Прямолинейного, без вы­ чурных фабульных завитушек. Без загадок. С нарочитым подчеркиванием со­ циального и классового и нарочитым отодвиганием всего загораживающего, узкого и личного. Прямолинейность и публицистичность, таким образом, дружно оправдывались в романе по двум линиям: доминированием методов ре­ волюции по линии причинности и агитационными задачами дня—по линии це­ лесообразности. Наряду с изложенным отпадает и третий упрек—в поспешности*), по­ скольку автор не мог вынашивать и ждать. Указанные выше причины неумолимо обуславливают основные недо­ статки романа. Автор забрасывает острые углы агит-тезисов торопливыми тряпками фабул, но углы резко проступают с первых же строк: *) «Может быть, т. Зазубрин поспешил выпустить свой роман»—Пильняк. «Жаль, что автор так спешно ее (книгу) издал».—Правдухин.