Сибирские огни, 1928, № 2
маниакально несется по воле рока эмоций или в бездну, или на какую-нибудь верши ну откровений, или, наконец, к очищающему прояснению, искупленному трагикой ве ликого потрясения. Не о будничном и мелком рассказывает Цвейг, а о «празднике» чувств, о рос кошестве и неистовстве их игры, всегда такой героической, независимо от того, к гибели или триумфу будет приведен взысканный этой милостью рока человек. Отме ченные страстью натуры, таящие в себе до поры до времени вулкан, должны рано или поздно испытать его извержения: это неизбежно, как смерть, на пути которой лежит роковое потрясение. Новеллы и легенды Цвейга потому и имеют такое огромное литературное зна чение, что в них отмечены эти высшие точки возможных для человека напряжений, до вершин которых не поднимаются каждый день и не все в условиях разряженной и будничной современности. Но они есть, эти точки, они лежат в пределах диапазона человеческой гаммы эмоций, и потому еще не так плохо в этом безгероичном сегодня, но таящем героические возможности мире... Современная германская литература и представляет собою всю шкалу этих возможностей от низших бульварных жанров до такой лучезарной и праздничной вершины, как творчество С. Цвейга. Если литературное сегодня рассмотренных нами стран являет и обилие имен, и разнообразие творческой мысли, то в Италии с художественной прозой обстоит далеко не так благополучно. Правда, на оскудение продукции Италия пожаловаться не может: книг выхо дит много, число авторов тоже довольно значительно, но вся литература современ ности носит очень заметный отпечаток усталости и исчерпанности. Времена бурных порываний, большого блеска и отрадной свежести, какими итальянцы дарили мир еще так недавно, повидимому, прошли, и литература вступила в полосу теней и итогов. К итогам нужно отнести полный закат Г. Д. Аннунцио. Этот некогда потрясав ший откровениями мир поэт «перестал быть». Он еще жив, он богат, он принял из рук Муссолини титул «принца Монтеневосского», он чудачит и захлебывается от из бытка материальных благ, но поэт в нем «перестал быть». Может быть, «принц» что- нибудь и пишет, но опубликованием своих творений мир не удостаивает, увлекается театральными постановками и пьет былую славу из золотого кубка. Пока он возве стил миру, что готовит «полное собрание» своих сочинений в 80 томах, при чем 30 томов составят совершенно новые произведения. Приходится, очевидно, обождать выхода в свет обещанных 30 томов. К итогам же следует отнести и только что умершую Матильду Сэрао, которая для современной литературы все равно непоказательна, но представляла собою зна чительную величину в жизни и интересах прошлого поколения. И, наконец, Грация Деледда получила «нобелевскую премию» по литературе за 1927 г., что, собственно, тоже следует отнести к итогам. Деледда—интересная писательница, выступившая в литературе вместе с новым веком и посвятившая свое творчество бытописанию род ной провинции—Сицилии. Новеллистка по преимуществу, Деледда поздно нашла до рогу к большой форме и разрабатывает жанр семейно-бытового романа, столь при нятого в Италии. Ее два последних романа—«Бегство в Египет» и «Танец ожерелья»— не выходят за пределы этого жанра. Если говорить о современном итальянском романе средней волны, то и его можно определить, как реалистический и бытовой. Семья, город, учреждения, биржа, церковь, театральный мир, улица и ее обитатели, провинция, пейзаж и человек— служат темой и фоном для самых причудливых хитросплетений, интриг, завязок и развязок, которыми опутывают авторы своих героев и героинь, цементируя части неизменной любовной пастой. Здесь море возможностей безбрежно. Старые, испытанные авторы, как Флавия Стено, Джиованни Верга, Анни Виванти и др., придерживаются традиционных форм классического романа и дают порой изумительно полные и мастерски-выдержанные отражения убогой итальянской действительности фашистского сегодня. Если Флавия Стено в «Сиротах живых» рисует волнующие картины судеб детей, сданных разо шедшимися родителями на руки воспитательниц пансионов, не заботясь о душе и впечатлениях несчастных «сирот», то Анни Виванти охотно вводит читателя в удуш ливую атмосферу обманов жизни большого города, куда попадает наивная провин циалка, заманенная содержательницей притона и проданная для оргий («Naja tripu- sians»). Джиованни же Верга неизменно вносит обличающую социальную нотку
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2