Сибирские огни, 1928, № 2

Р. КУЛАЕ По страницам мировой литературы Десять лет, отделяющие «ас от окончания империалистической войны, помо­ гли установиться некоторой исторической перспективе, способствовали более равно­ мерному распределению световых и теневых эффектов, откристаллизовали спросы, ркусы и интересы подросшего послевоенного поколения и, главное, вернули разви­ тию художественной литературы условия того эпического, мирного спокойствия, ко­ торое в периоды «военной непогоды» нарушается не только ревом пушек, но и осо­ бым «сумасшествием», маниакальностью «урапатриатических» тем, отнюдь не спо­ собствующих цветению художественного слова. Пусть в сегодняшнем мире далеко не все мирно и благополучно, пусть угрозы новых войн и предстоящих социальных потрясений повисли над ним, пусть острота классовых противоречий доведена до высших напряжений,— на земле не грохочут пушки, люди не умирают в ужасней­ ших страданиях стада, высланного на повальную бойню, и этого уже достаточно для цепкого жизненосного художественного слова, расцветающего преимуществен­ но в эпохи иных потрясений, кризисов, противоречий и сгущенной атмосферы борь­ бы разных мнений, воззрений и коллизий. Так уж устроена психика писателей и художников, что чем больше шумихи и споров, чем резче несогласия и меньше гнет указаний и программ свыше, тем пышнее расцветает художественное слово, тем оно задорней, напряженней и полнее в отражениях и оценках жизненных не­ урядиц. Война же всегда означает цензуру, предписания, запрещения и насилие над свободным выбором тем и вольностью критериев для явлений жизни. Словесная война тем плодотворней, чем больше в ней проливается чернил, человеческая бойня приводит к тем более бесплодным результатам, чем гуще поток алой крови ее жертв... Вот почему достаточно сгущенная, осложненная тысячью противоречий и отравленная миллионом гнусностей атмосфера послевоенного буржуазного мира, только бряцающего оружием, оказывается все же благотворной для расцвета и мно­ гообразия форм современных литератур Европы и Америки. За эти десять лет «мира» литература действительно загустилась, зацвела и с буйной цепкостью оплела жизнь, неустанно поставляющую ей удобрение самыми отвратительными своими проявлениями... Насколько в первые годы после военного социально экономического и поли­ тического кризиса темы войны и пессимизма доминировали наподобие густой ито­ говой черты под счетам?! кровавого пятилетия,, настолько в последние годы литера­ тура освободилась от них, перестала «считать раны, товарищей считать» и отдалась с жадностью наблюдениям и изучению всего нового и любопытного, что выросло на утучненной трупами земле Европы и задыхающейся в золотом тумане Америки... А это «новое» так пестро и жутко переплетается со старым, так визгливо кричит фокстротными и джазбандными ритмами опьяневших в погоне за наслажде­ ниями людей, насилу унесших ноги из ада предшествующих жертвенных лет, так за тейливо выписывает узоры какой-то звериной, обнаженной нравственности и безза­ стенчивого поведения на похмельном пиру зализывающей раны жизни, что постави­ ло под знак обреченности подросший за это время молодняк, отравив его ядом своего разложения, и дало огромный заряд критической энергии тем немногим, ко­ торых талант, совесть и ясный ум поставили значительно выше уровня их эпохи... Таким образом, в образе современных европейских и американских литератур мы постоянно будем иметь в виду две волны художественных воплощений: одну— средней продукции, той «литературы сегодня», которая не живет дольше трех-пяти лет, но имеет наибольшее число читателей, как отвечающая максимально их вкусам