Сибирские огни, 1928, № 2
Все было К одному. Ч.;>. . Он знал, что веревка лежит под кроватью, йО теперь не могло быть и речи о том, чтобы достать ее, так как на кровати лежала Ксаверия Карловна. Он вспомнил, что- на нем были подтяжки. На столе стоял стакан молока, приготовленный для него Ксаверией Кар ловной, и на тарелке два ломтика хлеба. «Если я пойду сейчас в чулан, она подумает, что я пошел за хлебом»,— решил Ферапонт Иванович и, нарочно взяв тарелку, и косясь на неподвижно лежавшую Ксаверию Карловну, вышел в сени. Он знал хорошо, что где стоит в чулане, потому что со времени, когда он остался без службы, Ксаверля Кар- •ловна заставляла его помогать по хозяйству. В темноте он нащупал вбитый в стену большой гвоздь и, сняв висев ший на нем окорок, принялся привязывать к гвоздю подтяжки. Потом o i сде лал петлю и, ступив одной ногой на крышку какой-то кадушки, а другой на нижнюю полку, ом взял обеими руками петлю, чтобы всунуть в нее голову, и вдруг с грохотом и треском повалился... Он почувствовал, что левая чога его погрузилась в мокрое и холодное. — В капусту!.. В кадку с кислой капустой!..—быстро осозна." он, и его бросило в холодный пот. Секунду, не вытаскивая ноги из кадочки, он прислушивался.— «Да, идет!»—на кухне слышался шум. Он вытащил ногу и убедился вдруг с ужасом, что ботинок его остался в кадушке... «Пропал!»—подумал он, и сердце его отчаянно заколотилось. Ксаверия Карловна, с лампой в левой руке, входила в чулан... Первое, что ей бросилось в глаза, это подтяжки с завязанной на конце петлей, которые держал бледный Ферапонт Иванович. Резким движением, сразу поняв все, она выхватила подтяжки у него из рук, сопровождая движение свое вопрошающе-гневным взглядом. И вдруг в это самое время взгляд ее упал на ловую ногу Ферапонта Ивановича. Вся левая штанина его вымокла и плотно облегла его худую ляжку. Мок рые волокна капусты облепляли тут и там брюки. Открытая кадушка, крышка, валявшаяся на полу и левая нота Фера понта Ивановича в одном мокром носке не оставляли сомнения в происшедшем. Ксаверия Карловна взвизгнула и чуть не выронила лампы. Она бросила подтяжки, поставила лампу на полку и кинулась к кадушке. — Господи?! Что это, что это?!. Да безобразник, безобразник ты!— кричала она в неистовстве, потрясая за шнурок вытащенным из капусты шти- блетом, с которого лился рассол. Да знаешь ли ты, что теперь ты мне целую кадушку испортил, а?! Ксаверия Карловна с омерзением бросила мокрый ботинок в угол. — Ты сам сумасшедший! Какой ты психиатр, когда ты сам сумасшед ший!.. Ты знаешь, что капусты этой нам бы на год хватило?!. А стоит сколь ко?!. Ты за последние полгода хоть копейку принес в дом? Ты, ведь, не ду мал!.. Психиатрия у тебя в голове, а что толку-то?!. Психиатрия! Подумаешь, ведь он— психиатр!—говорила она язвительно.— А кому ты нужен, когда те перь все поголовно сумасшедшие?!. Ферапонт Иванович молчал. Он с удивлением думал, что Ксаверия Кар ловна точь-в-точь повторяет слова князя Куракина, к >гда он, Ферапонт Ива нович, пришел просить, чтобы князь устроил его где-нибудь в Красном Кресте: — Да, ведь, вот, доктор, все несчастье-то в том, что вы—психиатр. Нам, ведь, теперь либо совсем психиатры не нужны, либо их целый корпус нужен,—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2