Сибирские огни, 1928, № 2

через два года в третий, в особо назначенное время, чукчи собираются и бьют на лежбище часть моржей пиками и гарпунами, по выбору, не трогая самок, и с таким расчетом, чтобы в живых осталось несколько старых самцов; мо­ лодые на следующий год не придут, если во главе стада не будет стариков, при­ выкших к этому лежбищу, — Начальник милиции в марте месяце отморозил себе обе руки. По­ ехал на собаках без каюра на пост Дежнева, 15 верст по перешейку, и не сумел справиться с собаками, убежали с нартой. Рукавицы в нарте уехали, отморозил руки. Добрался до Дежнева, там заведующий факторией—бывший фельдшер—лечил его, но ничего не мог сделать. Доктора у нас нет. Есть ма­ ленькая аптека, перевязочный материал. Руки стали гнить. Заведующий го­ ворит:—«Надо отрезать кисти, а то хуже будет». Посоветовались, решили:— «Режь». А он никогда самостоятельно такой операции не делал, но парень решительный. Положили мы начальника милиции на стол, усыпили его. Маль­ цев, секретарь нашего ревкома, держит баночку с хлороформом, я—пакетик с хирургическими нитками, заведующий факторией взял бритву и режет. Вдруг Мальцеву дурно стало, начал падать, я успел подхватить его и поволок на двор, а заведующий кричит:— «Давай скорей хлороформ—-просыпается». Бросил я Мальцева, схватил хлороформ, сунул под нос начальнику милиции, он опять утих. Отрезал заведующий кисти, кричит:—«Нитки давай, нитки...». Ниток нет. Стали бегать по комнате, искать. А они у меня в жилетном карма­ не оказались. Потом вспомнил, что я их туда впопыхах засунул, когда Маль­ цева вытаскивал. Зашили. Ничего, благополучно все сошло, только без рук человек остался; теперь уезжает во Владивосток. — Жили у нас здесь трое русских, приехали в прошлом' году из Ана­ дыря, старые золотоискатели. Промышляли песцов. Мы постановили выслать их с пароходом во Владивосток. Они решили удрать в Аляску. Сели поти­ хоньку, чтобы мы не задержали, в байдару, выбрали ветренное время, чтоб трудней догнать их было, и поплыли на Диомид. Попали в шторм, потонули. Главным злом в жизни местных служилых людей были не обычные не­ взгоды унылого северного житья, а вынужденное тоскливое безделье, в ко­ тором большинство их проводит десять месяцев в году. На огромном про­ странстве Чукотского района живет не более пяти тысяч душ чукоч—олен- ных, кочующих зимой внутри полуострова, и собачных, живущих оседло по берегу моря. Это самая дикая народность Советского Союза. У них нет твер­ дого родового быта, нет об’единяющих жилых центров, общественная жизнь в зародыше. Каждый живет в сотне верст от соседа, кочует в определенном районе, и далекий Уэлен ему чужд и ненужен, известен только по-наслышке, У них родового или племенного и вообще никакого управления, кроме почи­ тания стариков, и созданные теперь лагерные комитеты являются фикцией. Несложные взаимоотношения чукоч между собою, семейные, брачные и вся­ кие другие, вплоть до нарушений нормальных отношений—воровства и убий­ ства, регулируются обычаями и решениями стариков. Раньше всего чукчам нужен приказчик с товарами, потом—фельдшер, учитель и менее всего—ми­ лиционер и вообще администрация. Когда к лету оленные чукчи подходят к морю и стоят по всему его двухтысячному побережью, сообщение Уэлена с районами, естественно, прекращается, так как на байдаре нельзя делать боль­ ших поездок. Зимой оленные чукчи уходят в горы, к лесам, передвигаясь в день по15-10 верст, а на берегу остаются оседлые чукчи, почти всегда голо­ дающие, с трудом прокармливающие и себя, и своих собак. Проезд почты из Анадыря по южному побережью полуострова—для населения тяжелая, хотя и оплачиваемая, повинность, а проезд милиционера по северному побережью—