Сибирские огни, 1928, № 2
ная привычка у них: никогда внутрь катера не войдут, толпятся по бортам, диферент нарушается. Мы смотрим. Берег близко, устье речки и бар, как на ладони. Начальство у них с портфелями стоит по бортам, катер прет на пол ный ход. Дошли до бара, раз подняло их, скрылись за волной, второй раз под няло, смотрим— катер килем вверх, и вокруг только точки чернеются. А как катер перевернуло—якорь упал в воду, и катер бьется на якоре. Восемь че ловек тут же утонули, шестеро взобрались на катер, кое-как держатся. И мы, и на «Симферополе» моментально спустили катера, кунгасы. Пошли—рвет волной, невозможно подойти. Если бы не якорь, их бы выбросило с катером на берег. Они это сообразили, стали по двое опускаться вниз, к канату, под нимать из воды. Только нагнутся—готово, смоет. Так смыло четыре чело века. Последние двое держались полтора часа. Мы и доски к ним бросили, и круги, и на веревке круги пускали, сами разделись, чтобы легче было выплы вать, если опрокинемся, ничего нельзя сделать, невозможно подойти, так бьет, что с ног валит. Так на наших глазах и погибли. А скоро катер опять перевернулся палубой вверх: якорную веревку, должно быть, перетерло или вырвало, и его выбросило на берег. На утро всех четырнадцать тут же в раз ных местах нашли на берегу. Вместе всех и похоронили. Крупнейшие рыбалки принадлежат госорганизациям, частные же толь ко считаются таковыми, так как владельцы их фактически являются подряд чиками, работающими для госорганизаций и на их средства... Прошли входной маяк и вошли в Авачинскую губу. Она простиралась далеко вглубь полуострова, стесненная со всех сторон горами, кое-где выхо дившими с боков высокими мысами, в обхвате которых ютились тихие бухты. За поворотом показалась Петропавловская бухта, над нею, на зеленом ска те—светло-серые домики Петропавловска и еще выше, в разрезе двух зеле ных гор—величественный, белый от ледников и снегов, правильно очерченный и отсюда, издалека, казавшийся гладким—прекрасный конус Петропавлов ской сопки. Почему-то мы должны были стать на якорь в наружной бухте и ждать прихода портового катера с начальством. Он скоро явился. Выполнив фор мальности, власти уехали на катере в Ковш, внутреннюю бухту, и когда мы вошли туда же, то на пристани нас встретили те же лица, что и на катере. У борта был поставлен милиционер, чтобы проверять удостоверения входив ших на пароход и выходивших с него, а по пароходу часа два озабоченно бро дили таможенные чины с пломбирами, щупами и остроконечными шомпола ми, и нельзя было выходить с парохода, пока они не закончили своего хождения. Петропавловский Ковш—добродушный подарок природы. Авачинская губа сама по себе—со всех сторон замкнутый залив, Петропавловская гавань в ней также окружена горами полукругом, а в гавани, в глубоком углу, прию тилась небольшая бухточка, вместимостью на три-четыре парохода, глубо кая, с трех сторон окруженная горой и мысом, а с четвертой отдаленная от бухты длинной, узкой, низкой обрывистой косой, как-будто это не коса, а искусственный мол. Название «Ковш» правильно определяет форму бухточки. Между концом косы и высоким мысом против нее остается узкий вход, на столько глубокий, что морской пароход проходит в двух саженях от конца косы. В Ковше раньше подолгу стояли наши охранные крейсера. Много здесь было в свое время выпито водки и вина, не мало' пьется и теперь. Не даром го ворят, что в английских лоциях в описании Ковша сказано так: «Грунт—ил и бутылки».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2