Сибирские огни, 1928, № 2
в загородке, окачиваемый водою. Грозила опасность быть смытыми и гидро планам. Капитан решил идти к берегу, в какую-то бухту. В темноте мы зашли за мыс, на котором светился огонек маяка, и отдали якорь. Я опять ушел в каюту. Даже здесь, за мысом, море волновалось. Вещи в каюте качались, че модан ездил по полу, а у меня и моих сожителей по каюте, двух летчиков, ле жащих на постелях, то нога оказывались выше головы, то голова выше ног. На другой день «Колыма» продолжала путь. Было ясно, ветер утих, но по океану ходила крутая зыбь, мотавшая пароход неправильной качкой... Переход до Петропавловска на Камчатке продолжался, шесть дней. После Японии на горизонте стали показываться Курильские острова. Утром пока жется впереди один остров, постепенно приближается, проходит вдали от нас назад, к Японии, а к вечеру уже виден на горизонте следующий конус-остров. Острова казались безлюдными, но на некоторых из них: есть жители, а на са мом северном, у Камчатки, японцы вскоре после того, как получили острова от России, построили какой-то заводик. Во второй половине перехода мы попали под ветер, вырывавшийся из Охотского моря через проливы между Курильскими островами на простор океана. Опять качка, нудное шатание из каюты и опять в каюту... Наконец, Прошли последний остров и пролив и отделились от Охотского моря мысом Лопаткой—началом Камчатского полуострова. Стало тихо. По мере продвижения «Колымы» на север, ночи делались светлей. Насупившиеся берега Камчатки проходили мимо днем и ночью бес прерывной панорамой, ясной и резкой—днем, голубоватой и мягкой—ночью. Покатые, как срезанные ножом, сероватые скалы поднимались из моря, с зуб цами и выемками наверху, покрытыми зеленью, а из-за них выглядывали из глубины, как из-за стены, широкие шапки белоснежных сопок. Берега дикие и безлюдные. Изредка они прерывались бухтами и устьями речушек, но и в глубине бухт жилья нигде не было видно. С нами ехал моло дой студент Московского Института Журналистики. Дикость и величавость камчатских берегов он воспринимал так непосредственно, что, стоя лицом к берегу, размахивал руками и что-то декламировал. — Завтра, часов в двенадцать, будем в Петропавловске,—рассуждали пассажиры. — Никогда не говорите, что приедем тогда-то,—наставительно возра зил помощник капитана, который во Владивостоке уверял меня, что моряки теперь не суеверны.—Море испытывать не следует; пока не отдал якорь у пристани—не говори, что дойдешь благополучно. — Вы страдаете излишней осторожностью. — Нет, не излишней. Шли мы когда-то на «Рязани» из Нагасаки во Владивосток, везли сиамского короля. Выходя из порта, телеграфировали во Владивосток, что будем такого-то числа, да еще и часы указали—в два часа дня. И не прошли двух часов от Нагасаки, как сели на камень; снялись через неделю, а сиамский король пересел на какого-то угольщика и уехал во Влади восток на японце. А здесь, перед Петропавловском, вот что раз случилось. Плавала тут каботажем шхуна, наши же моряки собрались компанией и ра ботали на ней артелью. Подходят они однажды к Авачинской губе, уже маяк видно стало, и совсем приготовились ночевать в Петропавловске. Капитан пошел в каюту побриться, хотел придти в порт джентльменом. Не успел сбрить одну щеку, как поднялся такой шторм, что через час они были уже далеко в море. Сорвало у них парус, потеряли они мачты, полтора месяца носились по океану, голодать начали, воду всю выпили, от дождей воду простынями со бирали и только по компасу видели, что их несет на юг, все жарче станови
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2