Сибирские огни, 1928, № 2
дате. По сравнению с этим блестящим великаном наша «Колыма» выгляде ла темной и бедной. Благополучно дошли до мола и стали против его конца, на котором вспыхивал на секунду маяк и опять потухал на несколько секунд. Загремел якорь. До утра мы должны были оставаться на месте... Из порта, тарахтя и покачиваясь, подошел катер и вошел в свет огней «Колымы». — Руськи?—окрукнул стоявший на катере маленький человек в белом европейском костюме. Катер прошел под кормой, чтобы прочитать под кормовой лампочкой название и порт приписки парохода, и, не останавливаясь, вернулся в порт. В 6 часов утра мы вошли в порт. Явилось портовое, таможенное и поли цейское начальство, в черных форменных фуражках и куртках с маленькими кортиками у пояса, под стать малому росту японцев. Формальности были быстро окончены. Таможенник беспокоился, главным образом, о табаке и про сил не выносить в город папиросы; в качестве гарантии, у команды собрали несколько десятков коробок папирос, которые он опечатал в шкафчике в кают-компании с тем, чтобы мы сами сорвали печать по выходе из порта. Доктор удостоверился у нашего судового врача, что на пароходе нет заразных больных. Японцы проверили по пред’явленному списку наличность команды и пассажиров, после чего большая часть японцев уехала, а оставшиеся поли цейский комиссар и переводчик начали писать пропуски на выход в город. Всей команде пропуски были выданы немедленно. Составу ехавшей с нами летней экспедиции выдали пропуска позже, по получении разрешения от какого-то более высокого городского начальства, а мне, как скромному пред ставителю торговой организации, выдали пропуск только вечером, после хло пот находившегося в Хакодате по делам той же организации сослуживца. Вся процедура по оформлению входа в японский порт и выдаче про пусков носила обычный характер, была несложна, быстра и не придирчива и совсем не была похожа на то, как, по рассказам моряков, принимают совет ский пароход в английских портах и даже в южных портах той же Японии. Это происходит потому, что Хакодате тесно связан с нашими рыбными про мыслами. Пароходы Совторгфлота при камчатских и охотских рейсах всегда заходят в Хакодате, и рыбу с русских промыслов Камчатки и Охотского моря на обратном пути также, в значительной части, оставляют в Хакодате. • Сейчас же по от'езде властей к «Колыме» подошло несколько яликов, и на палубу вскарабкались японки-торговки с разной мелочью. Фуфайки, белье, полотенца, зубной порошок, бумага, мыло, гребни, бананы—все, что нужно матросу в его несложном обиходе, предлагалось японками. Матросы называли их Мариями, и японки на это имя охотно откликались. До выхода парохода из порта на нем дежурили два каких-то низших чина. Они скучали и слонялись по спардеку или дремали в кают-компании. Когда вечером ко мне приехал с берега сослуживец— якут—один чин заинте ресовался его монгольским лицом и прошел ко мне в каюту. Долго мы не могли понять его сердитого бормотанья. Позвали переводчика. Японец про смотрел документы у моего товарища, неумело повторяя его русское имя, отчество и фамилию, с сомнением поглядывая на его лицо. Мы отделались от него, уехав в город, но он записал себе в книжечку все, что счел необходи мым. Японцу казалось странным: человек по внешности японец—и вдруг рус ская фамилия; наверно, японский коммунист, законспирированный под русского. .. ' *■'
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2