Сибирские огни, 1928, № 2

128 г . в я т к и н Алексей Максимыч вдумчиво повторил: «Лицо моей родины», и снова оживленно заговорил: — А многие ли знают лицо своей родины? Я встречал таких русских интеллигентов, которые, право, больше знали Китай, чем Россию. Особенно в отношении окраин и национальных меньшинств. Числим за собой и Фин­ ляндию, и Латвию, и народности Кавказа, а какова их культура, их нацио­ нальная жизнь, их творчество— не знаем. А между тем, сколько там новых сил, новых возможностей. Вот вчера читал я переводы из Райниса—велико­ лепный латышский поэт, а мы о нем и не знаем... И живет где-то поблизости, не то в Пскове, не то в Риге... Окончательный разговор о сибирском сборнике мы отложили до полу­ чения из Сибири дополнительных литературных материалов, которые должны были поступить месяца через два. Но через месяц Горький тяжело заболел, болезнь продолжалась очень долго, и издание сборника было отложено до осени 1914 г. А в июле 1914 года вспыхнула война, издательство «Знание» резко сократило свою продукцию, и печататься в нем нам не удалось. Но правильно говорит И. Г. Гольберг в своих воспоминаниях об этом периоде сибирской литературы: — «Встряска, произведенная признанием М. Горьким наличия художе­ ственных ценностей среди тогдашних сибиряков-писателей, не прошла бес­ следно. Моральное удовлетворение, которое сибиряки тогда получили, сде­ лало свое дело. Сибиряки почувствовали твердую почву под своими ногами и уже не захотели останавливаться на узких таежных тропах: потянуло на широкие дороги... Произведения, приготовленные для сборника «Знание», стали попадать на страницы разных сборников и толстых журналов». Из следующих встреч с Горьким мне более четко запомнилась одна, в феврале 1916 года, за год до революции. Я работал тогда на германском фронте, в комитете союза городов, приходилось много ездить по всему се­ верному участку, между Псковом, Валком и Ригой, и я хотел предложить свои услуги горьковскому журналу «Летопись» в качестве военного корреспон­ дента. Алексей Максимыч жил тогда в Финляндии на даче, куда и пригласил меня для переговоров. Был прелестный, ясный день с легким морозом. Дача в лесу, в несколь­ ких верстах от железной дороги. Когда я под’ехал, Горький стоял на крыль­ це с лопатой в руках—должно быть только что кончил убирать снег. — А, сибиряк!—воскликнул он, всмотревшись в меня.—Ну-ну, пожа­ луйте... кажется, уже готов обед... А нас тут совсем снегом замело... Этакая снежная зима... В столовой был накрыт стол. Хозяйничала жена Алексея Максимыча, артистка М. Ф. Андреева. Пока подавали обед, я занялся рассматриванием итальянских картин, статуэток, изделий из раковин, вывезенных Горьким с Капри. — Вы в Италии не были?—спросил Горький.— Надо побывать. Писате­ ли должны быть бродягами. Кто любит сидеть на одном месте, тот мещанин, это первый признак. — Нынче дальше фронта, Алексей Максимыч, не уедешь. — Все-равно—потом. Надо только сказать самому себе: поеду и ба­ ста. А на фронт вы когда? — Дня через три. Хочу попытаться корреспондировать ъ заш журнал. — Попробуйте. Только вряд ли что дельное пройдет. Цензура нам по­ коя не дает, в редакцию шпики шляются... Вьг под Ригой, в 12 армии?