Сибирские огни, 1928, № 2

г вяткин М. Горький и писатели-сибиряки (Из яичных встреч и писем). Писатели-сибиряки не могут остаться равнодушными к 60-ти летнему юбилею М. Горького не только потому, что Горький является крупнейшим художником слова в современной России, но еще и потому, что б истории развития сибирской художественной литературы он сыграл не малую роль, будируя одних авторов, помогая своими замечаниями и указаниями другим. В этом беглом очерке мне хочется вспомнить некоторые этапы наших взаимоотношений с Алексеем Максимычем. Мое знакомство с Горьким началось заочно, путем переписки в 1912 году. Весною того года в Томске вышла из печати первая книга моих стихов «Под северным солнцем». Один экземпляр ее я послал Горькому в Италию, на о. Капри. Послал без письма, без просьбы дать отзыв, просто из чувства симпатии. И велика была моя радость и в то же время удивление, когда, при­ близительно через месяц, я получил от Горького письмо. Получил и поду­ мал: «Ну, что ж, очевидно, благодарит за присылку книжки». Но нет, это была не только благодарность, это была, если хотите, целая философия рус­ ской жизни и литературы, особенно ценная мне, начинающему тогда ли­ тератору. Своим художническим чутьем Горький сразу определил слабые и силь­ ные стороны моей книги. Две слабые стороны отметил особенно внимательно: «Вы еще не самостоятельны,— писал он,—вы как-будто еще не решаетесь пойти своим собственным путем, на ваших стихах чувствуется влияние Баль­ монта, и порою вы все внимание устремляете на музыкальность и звучность, но ведь, что такое Бальмонт? Это колокольня высокая и узорчатая, а коло­ кола-то на ней все маленькие... Не пора ли зазвонить в большие? С другой стороны, на вас заметно влияние мрачной философии Достоевского, и вы вос­ певаете страдание, как нечто положительное, вы даже называете его «святым таинством». Против этого я горячо бы протестовал, ибо, по-моему, страдание вредно, оно не углубляет человека, а только унижает его, и это особенно надо помнить нам, русским, чья многовековая история была сплошным стра­ данием—сплошным унижением. Каторга убила в Достоевском его живую душу и привела его к оправданию страдания, к проповеди роковой обречен­ ности человечества на муки, к совету—смириться, покориться, простить; нет, мы слишком много покорялись и прощали, и не слушать, а преодолеть должны мы Достоевского, он—наш национальный враг. Меня радует, что из-под влияния Достоевского вы уже начинаете освобождаться: целый ряд