Сибирские огни, 1928, № 2
—• Ну, ин пойдем, ребятки. Не ждет время-то,—проговорил Панфил, нагибаясь к связке стоявших возле стоек кайл. Они пошли по дымной штольне, отыскивая свой забой и путаясь с не привычки в прорезях стульев. У свалки задержались, забрали тачки и, свер нув в сторону, остановились у черного зева просечки. — Тутотка. Крой за огнивами, ребята,—распорядился Панфил и, переве сив лампочку к забою, оглянулся. С левой стороны торчали сломанные стойки и слышался легкий шорох осыпавшейся породы. — Ишь, как ее скорежило,—подумал он рассматривая изломы стоек. По дошел к забою и уставился немигающим взглядом на серые глыбы валуна. По том нагнулся и, плюнув в ладони, взял кайлу. Тетеря работал с остервенением—пожар не давал покоя и злил опять доставшийся борт. С неожиданной для его тщедушного тела силой, он дробил кайлой породу и впервые в жизни выругался в бога. Выругался и испугался. — Ах, грех какой,—сплюнул Панфил и опустился на короткий отрезок огнива, покрякивая и вздьихая. •— Ну, и дела. Совсем закружился. Горькая обида на кого-то за потерю хозяйства медленно заползала в грудь и давила на плечи. — Вот кабы найти самород...—и вдруг мысль оборвалась, словно отсе ченная острым ножом. Панфил остолбенел. Врезаясь в глаза золотым блеском, между двух осколков кварца искрил ся неровным краем крупный самородок. Панфил не мог шевельнуться, и во рту у нею пересохло. — Золото!... Он очнулся от холодного прикосновения к лицу влажного камня. Жадно припал к породе, скребя ногтем по самородку и, забыв все на свете, забыв об осторожности и о том, что его могут накрыть, заковырял породу кайлой. Сталь остро скребнула по золоту, оставив блестящую борозду. — Ох, не вытащить! Господи, вот он фарт... Вот она самородка... Тетеря тяжело дышал, кровь молотами стучала в виски, его трясла ли хорадка, и руки не слушались. Самородок не поддавался. — Нашел... нашел золотину... нашел,—бормотал, сам не сознавая того, Тетеря и, размахнувшись кайлой, ударил. Треснул и вывалился камень. За ним на пол шлепнулся плоский, шириной в два пальца, самородок. Присев на корточки, Панфил вцепился обеими руками в золото. Оно было шершаво, холодно и сильно оттягивало руки. От радости и счастья сердце рас пирало ребра, и Панфил смеялся тонким смехом, а из глаз сыпались слезы. Не отрываясь, смотрел на самородок. В полутьме забоя он стал шириться, ши риться, пока не превратился в большой тесовый дом. За домом росли амбары и конюшни. На тройке буланых лошадей под’ехал Панфил в плисовой поддевке и красной шелковой рубахе. Сзади везли новенькую молотилку... IV. Барак жил утренней, предрабочей жизнью. Просыпающиеся приискатели громко кашляли и шли к умывальнику, втиснутому в грязный, забрызганный помоями угол. В тусклые стекла брезжил рассвет, окрашивая кровью морозные узоры. В плите трещали дрова, 'и к тяжелым испарениям примешивался сладко ватый смолистый запах лиственницы. Шлепая босыми ногами по заплеванно му, густо усыпанному окурками полу, гри мамки, перебраниваясь друг с дру гом, возились с чайниками. . .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2