Сибирские огни, 1928, № 1

Бунтовщики. П. Семынин. Ал. Панкрушину. Ветер. Дождь. * По жирной, черной дороге, неуверенно опуская копыта в холодную грязь, устало плетется лошадь. На телеге, сонно покачиваясь, сидит скрюченный, рыжебородый мужик. В рытвинах телега скрипит, тяжело накреняется; мужик вздрагивает и, натягивая возжи, шевелит синими губами. На телеге что-то закутанное серыми, разодранными одеялами. Около двухэтажного дома, обсаженного низкорослыми, уродливыми то- полями, остановились. Мужик, стоя в грязи, разматывал одеяло серыми све- денными пальцами: — Приехали, татарята, приехали! На скользких досках телеги, судорожно щелкая зубами, жались два скуластых татаренка. Один—с головой, из'еденной золотухой, худой, желтый, выжимал сквозь слюнявые, скривленные губы: — Уй, хулудна, уй, хулудна!.. Мужик, звучно высморкавшись, лениво взял на руки золотушного и понес его, широко шагая по сухим местам. Потом пришел за другим. В жар- кой, душной кухне, где зеленым дымом шипел прелый капустный пар, их посадили на печку. Кухарка, взглянув на татарву из-под оплывших век, поморщилась и тя- жело колыхнула громадной грудью. — Чо же вы над котлами сели? В суп вшей напущать хотите! Ото- двиньсь! Тревожно забились в угол. Грелись у трубы, тряся окоченелыми руками. Спать их не брал никто: «Нужно-то, заразят еще!». Грузная заведывающая Казимира Осиповна уложила татарят в коридо- ре, между двух комнат, постелив грязные отрепья. ...Иссиня-черная ночь шумно металась за окнами, взвизгивая густым гнетущим визгом. Жуткие студенистые облака, растерзанные промокшим ветром, мчались невероятно быстро, поглощая месяц, звезды, небо.