Сибирские огни, 1928, № 1

Иногда, затрудняясь, Дзюбин выходил из кабинета и усаживался про- тив Зоза. — Андрей Иваныч! — Я слушаю,—откладывал перо Зоз. — Как вы насчет этого?—Дзюбин кивал головой на закрытые двери кабинета. Зоз брал синюю папку испытуемого, выкладывал оттуда цифры и сведе- ния, сдвигал огромные очки на лоб и смотрел утомленными глазами в про- странство. После некоторого раздумья он говорил спокойно: — Посылайте. Справится. И человек уходил, определенный тонкой беседой Дзюбина и точнейшими цифровыми выкладками Зоза. Месяц тому назад, назавтра после поездки в подшефную деревню, Дзю- бин внезапно остановился перед закрытой дверью учраспреда. Зоз, не допу- скающий нерассчитанных движений, с разбегу ткнулся ему в спину. — Что такое? Дзюбин погладил розовую щеку, будто у него болел зуб. — Ты думаешь, Головач пришла? — Девочка аккуратна. А что? — Так, маленькая неприятность,—поморщился Дзюбин и распахнул дверь. Мариша сидела, низко склонившись над бумагами. Дзюбин дотронулся до кепки. — Здравствуйте. Он ясно разглядел, как ее черные глаза, поднятые на него, вдруг стали растерянными и неподвижными. В этот день он подписывал бумаги, не поднимая головы. Он видел, как трепетали смуглые пальцы, показывая ему место для подписи. Но когда случайно они столкнулись в коридоре и никого кругом не было, Дзюбин остановил Маришу и положил руки на ее плечи: — Мариша... не сердишься? Ты не подумай, Мариша... право же я... Это было сказано с нежностью и теплотой, удивившей самого Дзюбина. — Я же сказала—нет...—опустила голову Мариша. — Что—нет? — Не сержусь. — Милая! Дзюбин пришел в кабинет и написал на старом листке календаря. — Твоего адреса не знаю. Приду? Дома—тоска. Через минуту он, улыбаясь, читал ответ. Первое слово зачеркнуто, но его можно понять: не нужно. Дальше следовала строка: — Советская, 47, наверху... И в уголке мелко: — По лестнице, как подымитесь, направо, комната 10. У нас на лест- нице темно. ...Дзюбин сгреб календарь обеими руками и, жадно перелистав его, на- шел памятную первую субботу июня. Там стояла выцветшая и торопливая его запись. — Пять вечера в дер. Ключи. Пожелтевший листок календаря, смуглая девушка Мариша, вспыхнув- шая мгновенным заревом любви и стыда, как это хорошо, как это далеко! В двенадцать дня рябая няня приносит Дзюбину завтрак и бутылку молока.