Сибирские огни, 1928, № 1

— Не бойтесь,—низким и властным голосом сказал Дзюбин, и Мариша почувствовала совсем близко его теплый, хрустящий плащ. Ночи не было. Было только одно мгновенье, короткое и бесконечное, жуткое и сладостное, первое и единственное в жизни. Потом встало солнце, яркое, как никогда. Розовое утро, омытое росой, было ослепительно. Тупой нос машины, вздрагивая, пожирал землю, мимо текли желтею- щие поля. Дзюбин правил машиной. Обветренный его профиль был четок и тверд, глаза опущены на руль. Вот он обернулся и внимательно посмотрел на Ма- ришу. Она вздрогнула и улыбнулась: как непостижимо, как страшно близки теперь эти серые глаза, широкие скулы и руки, тяжело положенные на руль! ...Мариша села к столу и прислонилась щекой к сплетенным рукам. — Я должна подумать. Но из зеркала на нее глядели немножко необыкновенные, не ее глаза. — О чем думать?. Свершилось. Теплая волна залила ей сердце и, обессиленная, покорная, она уронила голову на стол. *— Милый... милый... II. Дубовый шкаф был взят когда-то из старинного особняка купцов, бога- тейших в городе. Теперь он стоял в учраспреде райкома и, мрачный, хранил си- ние папки дел,—он, привыкший баюкать на своих полках нежный хрусталь. Шкафом и папками ведали Андрей Иванович Зоз и Мариша. Зоз был привязан к шкафу необыкновенно. По настойчивому предложе- нию Зоза, шкаф втиснули в маленькую комнатку учраспреда, тщательно за- лечили ему пораненый бок, приделали массу новых полочек. Теперь нутро у шкафа было сплошь синее, рубчатое—он хранил лич- ные дела партийцев всего района. В хорошие минуты Зоз говорил Марише, похлапывая шкаф по крепкому дубовому боку: — Зоз служит партии. Учет—это все, дорогая девочка, именно все. В любой момент у Зоза могут спросить: скажи-ка, старик, что такое пред- ставляет из себя член партии Иванов? Зоз найдет полочку на букву «и» и мо- ментально скажет: Ивану 30 лет, он женат, в партии с 20 года, категория политразвития такая-то. А что такое? Иванов уезжает? Провинился? А-а, вы- говор в личное дело! Запишем в графу партвзысканий номер тридцать второй. Именно в тридцать вторую графу, дорогая девочка. Принадлежности на столе у Зоза были расставлены в неумолимой сим- метрии. Однажды, когда уезжавший красноармеец, торопливо об'ясняясь с учетчиком, несколько раз передвинул пресс, Зоз поймал его руку вместе с прессом и сказал взволнованно и строго: — Разве вы не видите, что пресс должен лежать именно здесь? Дзюбин распределял людей. Посетителя он неторопливо усаживал в глубокое кресло прямо перед собой, выслушивал его просьбу, задавая несколько отрывистых вопросов, де- лая вид, что на человека совсем не смотрит. Однако, это было неверно. Серые, прищуренные глаза Дзюбина то и дело задерживались на посетителе, выхватывая куски взволнованного или поту- скневшего человеческого лица.