Сибирские огни, 1928, № 1

Мариша прошлась по комнате и быстро отдернула штору. Глядя в пыль- ное окно, она гордо сказала: — Товарищ Дзюбин, мы работаем с вами в одной комнате, но встре- чаемся, в сущности, в первый раз. В первый раз, да. Что вы хотите? Вы хо- тите, чтобы я стала вашей женой?—«Нам никто не мешает. Мы оба коммуни- сты». Какая циничная фраза! А если бы не эта случайная ночевка, если бы не испортилась машина? Послушайте, какой вы... Мариша вытерла стекло и, рассеянно взглянув на пыльную ладонь, вдруг покраснела до слез. Она вспомнила свои действительные слова. — Что вы... товарищ... я не знаю... и вообще... уйдите, я боюсь... Другая рука была до боли крепко сжата в кулак. Мариша расправили пальцы—там лежала смятая и повлажневшая бумажка от ячейки. Тогда Мариша вспомнила начало. Шофер был аккуратен, и ровно в пять вечера они остановились у голу- бого крыльца Дзюбина. — Позвоните?—спросил шофер Маришу. Но двери распахнулись, и сам товарищ Дзюбин выбежал на крыльцо Был он коренаст, сероглаз и подвижен. — Вы?—остановился он около Мариши и вздернул брови. — В подшефную... тоже... ячейка послала...—смутилась Мариша. — Мне не сообщали.—Дзюбин нахмурился и потрогал курчавую бород- ку:—Сядьте туда. Я обычно сижу с шофером. — Леонид, Леня, ты опять забыл шарф, шарфик на шею... ах, какой упрямый! Мариша обернулась и увидела бледную женщину. У нее были светлые умоляющие глаза. Дзюбин плотно уместился на сиденьи и защелкнул дверцу. — Я ничего, Аннушка, не забыл. Поцелуй детку. Трогай, Лавруха! ...Мариша подсела к пианино и тихо открыла крышку. Клавиши были желты от времени, одна из черненьких провалилась— оборвана струна. Мариша постукала по ней согнутым пальцем. Звук прошел по комнате, глухой и короткий. — Нужно поправить струну,—подумала Мариша и тотчас об этом забыла. — Ах, ка-акой ты упрямый!—пели ей из ровного ряда клавиш чужие светлые умоляющие глаза. Она взяла резкий аккорд, повторила его сильным ударом и сорвала руки с клавиатуры. — Вот как, вы имеете жену и детку?! Аннушка—старушье имя. Шар- фик на шею! Шарфик на шею! Кто нам мешает? А не подлец ли вы, дорогой товарищ Дзюбин? Она встала, хлопнув крышкой пианино, и вдруг замерла, пораженная воспоминанием. Хуторок, где они остановились, был тих; ночная мгла покрыла лес, ре- ку, избы спали летним коротким и беззвучным сном. Они сидели на мягкой обсыпавшейся завалинке. Мариша—горевшая непонятной тревогой и Дзю- бин—тихий, ласковый, широкоплечий. Из темноты вдруг вынырнула острая собачья морда и раскатисто тявкнула. Мариша вздрогнула и прошептала совсем по-детски: — Она, как из пушки,—собака.