Сибирские огни, 1928, № 1

Поэма о деревне. За косогорами и далью, Где луны прячут колесо, И солнце хвастает медалью На сходке северных лесов,— Живет страна, где люди грубы, Где из тайги завода трубы Впервые дышут в синь небес, Где с человеком бьется лес, Отстаивая мхи, болота, Пустырь и горькую махру, Дрожащий огонек киота И вечное не ко двору... Теперь уже забыли дети. Как грустно выглядели эти Когда-то сирые луга, Как по дороге в колымаге От стужи корчились бродяги, Из тюрьм ушедшие в бега. Теперь на тракте не услышать Унылый звон и стон оков, Теперь там ковыли колышут Покой пшениц и васильков. Теперь там встретишь по дороге Сенокосилку или плуг. И тот, кто жизнь провел в остроге, В поту докашивает луг. Деревня, как это знакомо, Конечно, старая изба И двор, и вся усадьба комом, Семья крикливая из баб. Над покосившейся избушкой Нависла ива у окна И кажется слепой старушкой За подаянием она. Из крыши мох глядит сопрелый, Окошко покосила хворь, Банешка осенью сгорела, Не оберешься бабьих горь! Картина грустная... Однако, Теперь и там уже не то, Пожалуй, та ж еще собака И тот же у нее куток. Но баня новая у хлева, Ворота желтые. Забор. И флюгер повернул налево, Туда, куда уходит бор. В дому и зеркало в простенке, И балалайка на крюке, Когда придут на посиденки, Мозоль напляшут на руке. А у киота (верить, нет ли), Прибита полочка для книг. Соседу это хуже петли, Не даром головой поник. Глядит испуганно к порогу, Как-будто думает: пора, Пора, должно, и мне в дорогу— Туда, куда ушло вчера. Задумался Христос в тенетцах. Он держится, пока жива Старуха бабка. Чуть плетется, Но шепчет божии слова. Зато на полочке порядок, Библиотечка от окрЗУ И пачка новеньких тетрадок— Бельмо на старческом глазу. Внучонок шустр. Растет героем И, взявши под ружье батог, Нахмурив по-отцовски брови, Кричит на бабку—«Будь готов!». —Да и отца, как подменили. Когда пришел с войны домой, То, вместо верст, считал на мили. Бывало, думаю—не мой! А там пошло. Колчак-каратель Пришел карать. Иван—в тайгу. Беда. Хозяйство все потратил. За ним, гляжу, и все бегут. Кто вилы. Кто бердану деда. В мешок буханку и—айда. Шмелями навалились беды, От них бы скрылся, да куда? Теперь поправились, что хаять! Вот плугом брезгуют простым. Машина—штука не плохая, Но надо соблюдать посты... Старуха недовольно морщит Седую бровь и прячет вздох. Не бабка, а сухие мощи, В которых затаился бог. А у плетня, где спит подсолнух, Понурив голову в венке,— Забытый плуг, кривой и сонный, Не хочет говорить ни с кем. Лариса Крымская.