Сибирские огни, 1928, № 1

Остались мы без Павличенко. День живем, два живем, красная шкура стала чернеть. Смеху было не мало. Сперва почернели под дуб, а после раз- делало под орех. На четвертую альбо на пятую ночь я, поверяя караул, наткнулся на Павличенко. XV. Утро началось осенним холодком. В долине медленно растаял туман. Желтоглазый август прошелся по горам. Прозрачное утро расцвело озерами веселья. Сходка была шумливой. Партизаны расселись вокруг Павличенко. Некоторые улеглись в траву. Они глядели на долину, седую от росы. Покусывая сорванную травинку, Павличенко начал доклад. Хабаровск узнал о дерзком побеге. Казаки рыскают в окрестностях. Подпольный комитет дал две бомбы, а еще—маршрут на Де-Кастри. Не се- годня-завтра жинка Кузнецова доставит транспорт винтовок. После этого отряд снимется и пойдет по маршруту. — Товарищи, будем придерживаться,—закончил Павличенко... Дозорный прервал медлительного хохла. Он вбежал в круг, бледный и растерзанный. Партизаны вскочили. — Казаки!—крикнул дозорный. Задохнувшись, он упал в траву. Смятенье было мгновенье. Павличенко восстановил порядок. Небольшой отряд пошел по горе навстречу казакам. Другие побежали в противополож- ную сторону. С ними пошел Павличенко. Они пробежали триста сажен и залегли в кустах. Гора здесь круто спу- скалась в долину. Внизу, в зеленой траве запуталась дорога. Павличенко ре- шил замкнуть казаков: его отряд должен был их встретить—первый отряд закрывал обратный выход. Казаки появились из-за выступа горы. Они ехали шагом, ведя заводных лошадей. Павличенко сунул Кузнецову бомбу. Казаки приближались весело и спокойно. Внезапно Кузнецов побледнел. Впереди отряда, между двух казаков, ехала женщина. Она неумело раскачивалась в седле, руки у нее были связаны. За ее лошадью двигалась подвода. Телега была пуста. — Жинка!—прохрипел Кузнецов, испуганно взглянув на Павличенко. XVI. У Павличенко и у меня в руках по бомбе. Казаки близко. Павличенко говорит: — Пропускать нельзя. Ежели пропустим, отрежут нам путь—сколько народу погибнет. У меня в голове зашумело. Думаю: «я один, а товарищей—тридцать во- семь». Казаки все ближе. Даже матершину слышно. Я гляжу на Павличенко. У него глаз мутный. — Вспомни, говорит, про смертный вагон! Казаки под нами. Я зажмуриваю глаза и кидаю бомбу.