Сибирские огни, 1928, № 1

Почет, однако, не очень-то тешил. Тюрьма, как могила, тяжелым по- том до костей прошибает. Только и было отрады, что Дунярка передачу принесет. Дунярка ходи- ла во вдовах, проживала в Таре в мужнином дому, а сродство имела в Кру- пянке. В Крупянке мы и слюбились. По передаточному делу она, однако, походила недолго. Надоело ли ей, а может, пускать перестали, но только остался я без передачи. Сижу неделю, сижу месяц—движенья нет никакого 1 , а вшивой тоски— колымага. Только и было работы, что блатняку шкуры дубить. Блатные на- колку любят. Я и накалывал. Одному голая баба требуется, а другому— лебедь. V. Автору неизвестно, существует ли книга о побегах. Такая книга пове- ствовала бы о небывалом счастье. В одной категории побегов счастьем увенчивается тончайший учет бес- конечно малых возможностей. Так бежал из крепости анархист Кропоткин. В другой категории счастье обусловлено секундой замешательства. Так бежала из контрразведки красноармейка Лариса Рейснер. В седое утро Кузнецова ввели к следователю. За окном был белый буран. Снег таял на лице Кузнецова. Мохнатое тепло покрыло его плечи. — Как фамилия?—буркнул усатый следователь. Кузнецов не успел от- ветить. За окном вдруг бабахнуло. Стекла, звеня, посыпались. Усатый, бледнея, вскочил. Он постоял секунду и выбежал из комнаты. Кузнецов последовал за ним. В коридоре не было часового. Кто-то грохал сапогами 1 , сбегая по лестни- це. Коридор был пуст. Кухня, черный ход и двор. Белый буран прикроет следы. Забор, еще за- бор и полисад. Собаки не залаяли. Снова забор. Небольшой проход в конюшню. В дырявой крыше вспучи- вается сено. Беглец прислушивается. Ветер доносит суматошный гул. Беглец лезет на конюшню и зарывается в сено. Он будет лежать до тех пор, пока девятый удар каланчи не упадет в пушистый снег. VI. — Дуняркин флигелек двумя окнами на Солдатский переулок глядел, а двумя—на Вдовий. До флигелька я добежал в исправности, ежели не счи- тать того, что малость ознобился. Зашел с Солдатского, подкрался к окошку. Дунярка за столом сидит и карты мечет. Я постучал легонько. Она встала и с полколодой карт к окну подо- шла. Лампа осталась у ней за спиной. Я, понятно, виден, как горошина. Она узнала, вдарила себя по ляжкам, карты рассыпались. Меня дрожь пробрала. Я опять стучусь и через окно прошу: — Отпирай за ради бога! Она—в сенцы. Отперла. А я уж зубами чакаю. Чакаю зубами и ставлю ультиматум: — Не спрашивай ни о чем. С этим слотом да в избу и моментально на полати. На полатях теплынь. Меня, конечно, сморило. Спросонок услыхал я разговор. Разговаривает с кем-то Дунярка, разго- варивает и целуется.