Сибирские огни, 1928, № 1

Я подошел к окну и сдвинул на подоконнике железный хлам. Вечер от- цветал. На тихом дворе, под Кузнецовским окном копошились две девочки. Они делали пирожки из глины. Я услышал странный разговор. — У тебя, Галя, сопля,—сказала черная девочка. Белая Галя подала голову. Голова с трудом держалась на тоненькой шее. — У меня нет сопля,— сказала она обиженно. Черная девочка воткнула в пирожок лопатку. — Ты будешь кухарка—сказала она убедительно. Партизанья берлога показались мне угрюмой. Она1 пропахла табаком и неопрятным телом. Кроме того, в ней утвердилось запустенье. — Кузнецов,—сказал я неожиданно,—почему ты не женишься? Утлая кроватешка скрипнула. Кузнецов переплел пальцы и положил руки под голову. — Я был женатым,—отозвался он тускло,—жинка моя сгибла в парти- занщину. Любопытство дотронулось до моего плеча. Я вскочил с подоконника и пересек берлогу. — Кузнецов,—сказал я несмело,—расскажи, Кузнецов! Сапоги грохнули. Кровать заходила ходуном. Я чувствовал на себе чу- жие глаза. Они приводили' меня в отчаянье. Я вздохнул с облегчением, когда в сумеречном запустеньи берлоги раздался сиповатый голос. И. — В восемнадцатом году, по весне, угодил я, браток, в служебный отпуск. Служил я в то время в кондукторской бригаде, жил не плохо, однако, отпуску обрадовался и пошел в деревню. Деревня наша Крупянской зовется. Стоит она на Иртыше, верст на во- семьдесят пониже Омска. Родни там у меня—табель. Прибыл в Крупянку в аккурат под воскресенье. Собралась родня, отец ведро самосидки выставил, ребята собрались—не пролей капельки, и пошла промеж нас веселая беседа. Под утро все наше сродство' к Бориску двинулось, к двоюродному бра- тану. Начали мы кузнецовщину обхаживать—в одном доме—четверть, в дру- гом—ведро. Долго ли, коротко ли обхаживали, только раз просыпаюсь на полатях. Смотрю—мать шанежки стряпает. — Ладно, думаю, стряпай, мать, шанежки, а я, однако, лакоголик и никакой не кандидат. В башке собачий сор. Слезаю с полатей.—Дай, думаю, пройдусь до Иртыша. Выхожу за ворота. На улице—звон, народ из церкви валит, все в кобеднешнем—праздник, значит. Ладно. Дотолал до проулка. Смотрю—шлепают по Иртышу пароходы— один за другим, один за другим. Я паров нагоняю и бегу к берегу. В аккурат пароходишко подваливает, на палубе солдаты, все вооруженные, а на мостике человек разгуливает, по- видимости знакомый: — Неужто, думаю, товарищ Косьгрев? Он тоже меня заприметил. Сводит совочком руки и кричит: — Валяй сюда, дело есть! Я моментально на борт, потом на палубу и—к товарищу Косыреву. Товарищ Косырев мне навстречу: