Сибирские огни, 1928, № 1

брадобрея». Когда, одев пальто и калоши, Заломов открывает дверь в кори- дор, Елена Степановна сидит у стола, уткнувшись в носовой платок, сверну^ тый в мокрый комочек. Она, не оборочиваясь, говорит: — Петя... одень кашне. Темная кривая улица осторожно сползает с горы на площадь, и ни- зенькие домишки боязливо щурят желтые щелки ставней. Тротуары горбато и скользко обросли затвердевшим снегом, и редкие столбики по краям тор- чат, как указательные пальцы на грязных ладонях улицы. На площади, у дверей клуба, раскачивается на проволоке круглый фонарь с плоским черным колпаком на макушке—будто пьяная голова в фуражке. Под фонарем—об- лезлый плакат облокотился затылком о железные перила крыльца. На пла- кате неуклюжими хромыми буквами густо намазана фамилия Заломова. Заломов поднимается по каменным скользким ступенькам и тянет к себе тугую дверь за медное кольцо. В голове его пусто и просторно, как в не- жилой комнате, и в уголке где-то лежит каменный неподвижный мозг. Невозможно вспомнить ни одной фразы из роли, нельзя восстановить ни одной реплики. Как там? Позвольте... ...Историю священного писания... Забыл. Мозг не работает. На лестнице Заломов ловит позади себя сухой смешливый шопот: — Это Заломов... У нас играет сегодня. Заломов оглядывается. Две девушки смотрят на него, потом прыскают смехом и бегут вниз... В уборной душно, напакащено окурками. На полу кучей свалены в угол пальто, калоши, шапки. Громко спорят и кадят махорочным дымом орке- странты. Нацепив на грудь огромный кусок красной ленты, суетится рыжень- кий председатель союза «рабис». Заломов гримируется, разложив на пыль- ном подоконнике грим, парик и седую королевскую бороду. Он погружает кисточку в пузырек с лаком и густо смазывает щеки и подбородок. Потом он подзывает председателя. — Голубчик,—говорит Заломов,—как хотите... Вы знаете—я больной человек. Слова не смогу выговорить на сцене, если не достанете... хоть пол- грамма—не смогу. Председатель удивленно морщит рыжие бровки. — Товарищ Заломов... довольно странно! Где я возьму? Посудите са- ми: ночь. Где я возьму? Заломов плотнее натягивает трико на тощие длинные ноги и одевает бархатную шубку короля, обшитую по краям белым облысевшим мехом. — Поймите, милый... Мне иначе нельзя... Не могу... Ни звука не пом- ню. Достаньте, милый... Иначе, как хотите... играть не буду. Надо же понять.. Председатель волнуется, поглаживая выстриженный затылок и мерцая веснушками. — Ну, положим, играть вы будете! В порядке союзной дисциплины. — Ш-што? Заломов округляет неживые опухшие глаза срывает бороду и стаски- вает парик. — Товарищ Заломов!—испуганно кричит председатель,—имейте в ви- ду, что этот спектакль в пользу ленинградских рабочих! Вы знаете, какие могут быть последствия? Заломов молча аккуратно стирает грим, складывает в чемоданчик ве- щи и согнувшись медленно идет к выходу. — Товарищ Заломов! — Идите вы все.. к матери!..

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2