Сибирские огни, 1928, № 1

театральные! Бегаете запыхавшись да закрываете форточки, зализываете все щели, чтобы к вам не проник свежий воздух и не проветрил, не дай бог, все эти ваши гнилые павильончики, идиотские лесные арки, диванчики и пу- фы... чорт бы их драл! Зубами держитесь за ваши заученные интонации, фор- теля и прочие штампы, за монологи «под занавес», когда можно «нажать пе- даль»! Вы!... академики! Щеголяете в дырявом мундире, который вам дедушка оставил... Николай Хрисанфыч Рыбаков. А мундир-то давно истлел! Да. А вы и не заметили? Истлел и, знаете, нафталином провонял насквозь. Иван Иваныч слушает, отвалив мягкую нижнюю губу, багровеет и ки- сточка в его пальцах дрожит. Он поднимает старое свое лицо и спрашивает глухо, с язвительной деликатностью оскорбленного графа: — Вы... што же... пардон, молодой человек... в качестве комиссара в наш театр присланы? Што? Семенов досадливо машет рукой: — А, бросьте... Перед выходом на сцену Иван Иваныч шепчет Казику на ухо: — Вы с ним... поосторожней, милый. Слышали? Ясно, как апельсин, агент из Гепеу. — Вот—спасибо! Иван Иваныч обдергивает пиджачок, торопливо крестит жилетку и бе- жит на сцену. Елена Степановна легонько дергает Заломова за рукав. — Петенька, встань, милый. Пора на спектакль, семь часов. Заломов спит, свесив с кровати большую, с набухшими венами, руку и кругло раскрыв рот. — Петенька... Заломов поднимает веки, рассматривает неясные букетики и ромбы на потертых обоях и долго не может понять, утро или вечер. Садится на крова- ти, трет помятую сном щеку и морщится от горечи во рту. Потом встает и перекидывает за плечи старенькие голубые подтяжки. Он шумно сопит носом и двумя пальцами шарит в узких кармашках жилетки, что-то озабоченно ищет в карманах брюк и пиджака. — Лена, ты не помнишь? Как-будто у меня еще оставалось чуточку?.. Елена Степановна качает головой. — Нет, Петенька... Ни крошки. — Тогда... Боже мой: Как же я? Ведь мне же играть сейчас. Играть, пойми! Я же не человек буду. Заломов стоит посреди комнаты, и его длинные руки висят беспомощ- но и слабо, как веревки на столбе гигантских шагов. Елена Степановна подходит к мужу и нежно гладит рукав его пиджака. — Петенька, возьми себя в руки, родной... Заломов вырывает руку и снизу, широко размахнувшись, бьет Елену Степановну по лицу. — Сволочь! Спрятала или выбросила? У Елены Степановны по худым щекам бегут к подбородку две малень- ких прозрачных слезинки, будто капли дождя по стеклу... Заломов складывает вещи в кожаный чемоданчик: грим, пудру, зер- кальце. Сегодня союз работников искусств устраивает в центральном рабо- чем клубе спектакль-концерт в пользу ленинградских рабочих, пострадав т и х от наводнения. Заломов с инженю играют две сцены из «Королевского