Сибирские огни, 1928, № 1

— Позвольте,—густо контральтит она, тупо глядя в роль,—позволь- те... Я что-то не понимаю. Чья же я любовница? Как? То-есть, как это ничья? Казик Смиренский брезгливо, как дохлую мышь, держит четвертушку бумаги—роль второго красноармейца—и фыркает презрительно: — Вот это ролька. Убиться легче! Без ниточки! — Вам везет, вы красивы,—двигает иронически брови Павел Иваныч. Суфлер Баранович вертит толстую собачью ножку и насыпает ее ма- хоркой. Он поучительно поднимает указательный палец: — Нет плохих ролей—есть плохие актеры. Инженю похожа на маленького сытого пони. Она весело переступает лакированными копытцами и красным карандашиком реставрирует полиняв- шие губы. —• ...и спрашивает меня: вы замужем? Я это сделала невинные глаза- незабудки и говорю: что вы! Я еще так молода и неопытна... Резонер Гулишамбаров жирно смеется, и тяжелый комок брелоков маятником раскачивается на его животе. — Ну, Женька! Не баба, а два с боку! Он звонко бьет инженю ладонью по круглому заду. — Перестань, Николаша,—спокойно говорит инженю,—поклонников отобьешь. — Начнем! Место! Заломов сидит на ступеньке лестницы, ведущей в мрак колосников, и перелистывает роль комиссара. Больное его лицо исчерчено клетчатыми мор- щинками, и глаза похожи на рыхлые кусочки студня. — Не понимаю,—говорит он актерам,—на кой чорт устраивать эту халтуру? Революция? Пожалуйста! Целуйтесь с ней. Но почему из этого сле- дует, что нам, актерам, нужно играть бездарные пьесы? Заломов отворачивается к окну и сквозь пыльное стекло смотрит на двор, постукивая пальцами по подоконнику. На дворе помощник реквизитора комсомолец Паша и рассыльный Митька играют с мальчишками в городки. Толстые палки кувыркаются в воздухе, громко ударяют в деревянные кругля- ши, смачно шлепаются в лужицы. — О-го-го!—весело орет Митька,—толково! Береги-ись! — Ставь на попа! — Крой! Инженю пальчиком трогает плечо Заломова: — Петр Николаевич, что вы, детка, задумались? Заломов отрывается от окна. Возле его губ лежит бессмысленная ту- пая улыбка. — Пыль,—вежливо отвечает он и смотрит на свои пальцы,—Да.. Пыль... После репетиции актеры возвращаются домой по главной улице, по мокрым дырявым тротуарам и чувствуют на себе любопытные обывательские глаза. Люди останавливаются и с интересом рассматривают широкие цветные пальто, коротенькие брючки, удивительные женские шляпки. Две бабы у ворот глядят актерам вслед, удивленно открыв рты. — Ишь какие,—говорит одна,—не русские, видать. Заломов идет с режиссером, постукивая тростью по доскам тротуара. Он говорит злым хрипловатым басом: —...и я имею удовольствие быть членом союза работников искусств. Громко и пошловато сказано, но... ладно. Допустим. Но ведь членами этого же замечательного союза—наши поломойки и рассыльный Митька. При чем