Сибирские огни, 1928, № 1

У актерика мелкие, как камешки, шоколадные зубки и узенький лоб. Он играет роли «по назначению режиссера»—так обозначено в его контракте. Актеры определяют его амплуа так: — Молодой человек с тросточкой. Казик сидит на корточках и следит за кончиком длинной кисти, ползу- щей по холсту долговязой растрепанной мухой. Кистью медленно двигает Па- вел Иваныч, декоратор. Павел Иваныч сочно свистит, прищуривается на холст и подливает в котелок теплого вонючего клея. Невероятно длинные и густые волосы его бровей торчат в стороны, как усы. — Вчера,—говорит Казик, весело обнажая шоколадные камешки,—• снял приличную комнату недалеко от театра. — Вам везет—вы красивый,—поднимает Павел Иваныч иронические брови. — Две барышнешки—ничего себе. У одной буфера—красота! Насчет же физиономии—значительно слабее... —• Это не суть,—успокаивает Павел Иваныч,—лицо можно портянкой прикрыть. — Убиться легче!—хохочет Казик и рассказывает похабный анекдот: —• У одного еврея... В одиннадцать часов помреж нажимает, как лады на гармошке, сразу несколько кнопок на мраморной доске, и в пустой театр текут серебряные струйки электрического звонка. Репетиция. Режиссер втискивает двумя пальцами пенсне без оправы на толстый розовый нос и делает озабоченное лицо. — Господа! Режиссер говорит излишне громко, будто перед ним выстроен целый полк. — Видите, какая история... Необходимо помнить, что пьеса, которую мы готовим к открытию сезона—пьеса с идеологией. Да. Революционная. Следовательно-с... выучите роли, господа. Нельзя же. Удивительная вещь, кон- статируя на основании собственного опыта, чуть пьеса с идеологией—актеры ни в зуб. На суфлере едут. Согласен, пьеса эта не блещет художественными достоинствами; сам держусь того мнения, что актерам (в интересах самого же дела) не нужно бы заниматься политикой—им нужно заниматься искус- ством... н-но. Ведь открытие сезона, видите, какая история! Из Политпросве- та будут, из Исполкома... Словом... предлагаю роли знать. О молодежи нашей я уж не говорю: у них роли должны от зубов отскакивать. Хозарский—герой-любовник. Поэтому шелковое кашне перекинуто у него за спину, поэтому он скандирует красиво-обиженно: — Между прочим, эта роль... Почему вы, собственно, Борис Петрович^ дали ее мне? Это голубая роль. Я играю ведущие роли, а не... — Э-эта голубая роль?! Режиссер, при благосклонном участии глаз, бровей и рта, сыграл на своем лице неестественное изумление. — Эта голубая роль? Ну, знаете... Это бенефисная роль! Вы, значит, не уяснили, голубчик... Он осторожно берет Хозарского под локоть и отводит к авансцене, об'ясняя, воркуя, лаская сладковатой улыбкой. Героиня, почтенная пожилая женщина, катастрофически, неудержимо полнеет, поэтому она почти никогда не сидит, а медленно, самоотверженно ходит по сцене. Она носит фамилию Зеленая. В тон фамилии она носит зеле- ное платье и зеленую шляпу.